Армейские байки (сборник). Дмитрий Горчев

дайте-ка мне вашу тетрадь. Та-а-а-ак. Что это? – А там, надобно сказать, совсем не по теме. – Это что это такое, Темкин?

      – Это, товарищ майор… я… мнэ… это вот я… это знаете ли…

* * *

      Короче, пошли мы с Васей в штаб, выписали записку об аресте, и повел он меня, радостный, на кичу.

      С формулировкой «отказ от конспектирования политзанятий».

* * *

      Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Собственно, в этот день я так и не сел, потому что на киче не было свободных мест. Но упорный Вася меня все-таки туда через несколько дней отправил.

      И там меня ожидал приятный сюрприз.

      Но об этом чуть позже.

* * *

      Несколько слов о самой киче.

      Наша, морпеховская, гауптвахта славилась особой жестокостью нравов, в силу этого к нам приводили на отсидку и «кузнечиков» – бойцов сухопутных войск, и «мореманов» – то есть моряков с «коробок», как мы называли корабли. Вот этим друзьям действительно сиделось у нас не сладко. Но в природе должен быть баланс, поэтому угодившие на кичу морские пехотинцы жили вполне себе вольготно.

      Собственно, сама кича представляла собой небольшой домик, в котором находилось и караульное помещение первого караула, и собственно тюрьма. В гауптвахте было несколько камер: две или три «одиночки», две общих – рассчитанных на десяток человек, и так называемый «трамвай» – карцер.

      Карцер – совершенно жуткое место. Это такая клетуха примерно метр на метр с утыканными камнями стенами, так что можно в ней только стоять. Не получится ни сесть, ни прислониться к стене. Сажали туда бойца, раздетого до трусов, а палубу заливали водой, чтоб на жопу не садился. Мрачная камера. Но, по счастью, я ее видел только снаружи.

* * *

      Привел меня на губу кто-то из наших сверхсрочников, кажется, Борька Черепахин. Сдал, как положено, коменданту и удалился.

      – Опа! Тема! Тебя че, посадили?

      – Юрец, братишечка, здорова. Посадили, суки, бляди.

      – Да за что же это? Политконспекты, сука, не писал? Так за это же не сажают.

      – Не, не за конспекты. Аранжировку отказался писать.

      – Ни-ху-я себе!

      Комендантом кичи оказался мой хороший приятель, паренек с моего призыва.

      – Тема, куда тебя сажать-то? В «трамвай» – гы-гы – хочешь?

      – Блять, Юрец, сам в «трамвае» сиди. Какие опции у меня есть?

      – Ну, могу в «общак» посадить. Но не советую, там сейчас морпехов нет, одни чурки зеленые.

      – Бля, лажа. Отпиздят ведь, суки, с них станется. Сажай в одиночку, покачумаю. Шинелку только оставь мне, дабы не задубеть.

      – Шинелку оставлю и ремень тебе твой оставлю. А задубеть не задубеешь, тут отопление пиздец как ебашит.

      По правилам шинель и ремень у арестованного отбирались. На ночь выдавался «вертолет» – настил из досок, на котором можно было переночевать. Днем, теоретически, боец находился на общественных работах. А практически Юрка оставил мне и шинель, и «вертолет», и я два дня тупо спал. Спал, ел и пил. Прием пищи происходил так: в караулку приносили с камбуза еду, потом кто-нибудь из арестантов накрывал