Сибирь. Георгий Марков

где? – стараясь окончательно сориентироваться, спросил Акимов.

      – Гляди сюда: здесь оно всходит, тут бывает в обед, а здесь закатывается. Понял, Гаврюха?

      – Понял. – Акимов еще раз всмотрелся в чертеж Федота Федотовича, запоминая основные ориентиры.

8

      После этой остановки шли до самого стана молча. Темнота прихватила их на середине пути, но ночь наступила светлая, тихая. Полный месяц хорошо освещал тайгу, высвечивал прогалины и пустоты еловой чащобы. Покачиваясь с ноги на ногу, Федот Федотович беспрепятственно нырял в эти коридоры, увлекая за собой Акимова. Снег отливал прозрачной синевой. Местами он был испещрен замысловатыми цепочками звериных следов. Акимов смотрел на них равнодушно, так как не умел отличать след зайца от следа лисицы, колонка от белки. Даже глухариные следы казались ему принадлежащими зверю. Но Федот Федотович все примечал, прикидывая, где, в каких местах раскинуть слопцы и капканы. «Встал зверь на ноги, прикончил запасы и вышел на добычу. Пора и мне за ловушку браться», – думал Федот Федотович.

      Акимов размышлял о своем. В этот вечерний морозный час его мысли уносились в Стокгольм, к дядюшке Венедикту Петровичу. «Вероятно, весть о моем приезде в Нарым уже дошла до него. Представляю, с каким нетерпением он ждет меня. Первое, что сделаю, когда доберусь до него, – распотрошу все материалы его сибирских экспедиций, вникнув во все вопросы, которые им поставлены. Теперь мне легче будет представить смысл его исследований. Ведь как-никак Нарымский край – огромный кусок Сибири… Был бы только здоров дядюшка, многое я ему расскажу…»

      Вдруг сразу потемнело. Захваченный своими размышлениями, Акимов не заметил, как они вошли в кедровник.

      – Ну, тут, Гаврюха, посматривай, чтоб на сучке глаза не оставить, – предупредил Акимова старик.

      – Зрю, Федот Федотыч! – отозвался Акимов. Теперь они шли медленнее. И не только потому, что здесь было сумрачно. Сказывалась усталость. Они поднялись задолго до рассвета, прошли за день огромное расстояние и не обедали, похрустев на ходу сухарями, чтобы под ложечкой не сосало.

      Акимов свалился на нары, не дождавшись даже ужина. Но когда ужин поспел, Федот Федотович все-таки разбудил его.

      – На голодное брюхо черти будут сниться, паря! Вставай, закуси! – шутил старик, погромыхивая посудой.

      Акимов с трудом встал, размялся и через минуту чувствовал себя вполне бодро. Федот Федотович заметил это:

      – Повеселел, Гаврюха! Говорят, что у старого усталь в кости откладывается, а у молодого сном, как водой, смывается.

      – Да я вроде и не спал.

      – Вздремнул малость, а дрема, слышь, бывает иной раз слаще и пользительнее сна.

      – Это верно, замечал я. Случалось, бывало, так: сидишь за книгой, а в глазах все плывет. Голову опустишь, чуть вздремнешь. Десять, от силы двадцать минут пройдет, а смотришь, в уме просветление, свежесть… А на чем же все-таки, Федот Федотович, карту мы с тобой вычертим? И, главное, чем? – круто повернул разговор на другую тему Акимов.

      – А какой