Год, прожитый по-библейски. Эй Джей Джейкобс

рисует мне диаграмму. Лен похож на кусок бамбука. Волокна шерсти будто состоят из чашечек, поставленных одна в другую. Хлопок напоминает свившиеся ленты серпантина. А полиэстер гладкий, как солома.

      Я выношу стопку свитеров, и он принимается за работу. Срезает с черного пуловера пару ниточек и кладет их под микроскоп.

      – Посмотрим, сможете ли вы опознать их, – говорит он.

      Я щурясь смотрю в окуляр.

      – Это полиэстер.

      – Нет. Видите чашечки? Это шерсть.

      Берковиц добр и любезен, но явно измотан. А я только ухудшаю дело.

      Он делает пометки на листе, похожем на страницу из больничной карты. И говорит, что свитер кошерный. И следующий, который я приношу, тоже.

      – Смотрите, – говорит он, кивая на микроскоп.

      – Шерсть? – спрашиваю я.

      – Нет. Хлопок.

      Проклятье!

      Я выношу свадебный костюм. Он говорит, могут быть проблемы. В шерстяных костюмах часто прячется лен, особенно если они итальянские, как мой.

      Берковиц достает инструмент, похожий на вилочку для фондю, и начинает яростно копаться в разных уголках костюма. Это мой единственный костюм, и он обошелся почти в треть зарплаты. Я несколько встревожен. И рад, что Джули этого не видит.

      – Шатнез? – спрашиваю я.

      Он не отвечает минуту – слишком занят с микроскопом. Борода расплющилась вокруг окуляра.

      – У меня сильное подозрение, что это лен, – говорит он.

      Подозреваемый – кусочек белого полотна, спрятанный под воротником костюма.

      Берковиц мнет ткань между пальцев.

      – Отошлю в лабораторию на всякий случай, но я практически убежден, что это лен.

      Он говорит, что придется либо положить мой единственный костюм на полку, либо отдать портному, чтобы тот удалил весь лен.

      Берковиц уже не кажется утомленным. Он явно испытывает облегчение.

      – Как хорошо, – говорит он. – Когда спасаешь кого-то от нарушения обета, это просто кайф.

      Он делает победный взмах кулаком.

      – Я не пробовал наркотиков, но, думаю, от них похожее ощущение.

      Его радость заразительна. Я тоже чувствую себя счастливым пару секунд, но потом возвращаюсь к естественному состоянию озадаченности.

      – Правда так важно не носить шерсть и лен вместе? – спрашиваю я.

      – Разумеется.

      – А бывает, что одни заповеди в Библии важнее других?

      – Все равны, – отвечает он. И делает паузу. – Ну, сразу так не скажешь. «Не убий» очень важна. Заповеди о прелюбодеянии и идолопоклонстве – тоже.

      Кажется, его раздирают противоречия. С одной стороны, все правила исходят из одного источника. Ортодоксальные евреи следуют списку из шестисот тринадцати правил, который изначально составил великий средневековый раввин Маймонид на основе первых пяти книг Библии. С другой стороны, Берковиц также вынужден признать, что человекоубийство хуже, чем