Кузьма Минин. Валентин Костылев

демоны!.. И у меня ведь есть сынок, уж велик… воевать может… Хотелось бы повидать его… Да как уйдешь-то? Вона сегодня што было! Из Мурома выбили супостатов, а они по деревням промышлять начали. Никак не угонишься за ними.

      Он рассказал хозяевам дома, что нижегородские люди под начальством воеводы Алябьева давно уже обороняют свой город.

      Немало хищников зарилось на Нижний.

      Как ни трудно приходилось нижегородцам, всё же отстояли, – никому не удалось овладеть Нижним. Алябьев окончательно очистил окрестности города от врагов, но борьба не прекратилась. В соседних уездах нет-нет да появятся новые шайки. Нужно и с ними покончить.

      – Однако, добрые люди… – задумчиво барабаня пальцами по столу, произнес Кузьма. – Нижний Новеград – еще не Русь. Пока не выгоним ляхов изо всех углов нашей земли, до тех пор нам не будет жизни. Не прискорбно ли: первопрестольная в руках злодеев!.. Можно ли успокоиться на благоденствии Нижнего, коли полземли русской в кабале у панов?!

      Кузьма Минич назвал Родиона Мосеева и Романа Пахомова «очами и ушами нижегородцев».

      Он сказал, что в Нижнем будут ждать с нетерпением их возвращения из Москвы.

      Расстались на заре.

      Всё население Погоста высыпало на волю при звуках трубы и громкого голоса Кузьмы.

      Оба молодца сняли с себя кольчуги, шлемы и сабли и отдали стрельцу, провожавшему их.

      Они остались в одежде странников: через плечо сумки, посохи в руках, а на груди медные кресты.

      На прощанье Кузьма сказал:

      – О Ляпунове узнайте. Что затевает он? С кем идет?! Истинные ли защитники с ним? Правду хотим знать, всю правду. Да берегитесь! Хороните свою тайну пуще глаза.

      V

      В один из притонов на окраине Москвы набились ночлежники.

      Сюда же в эту ночь забрел и бывший при Лжедимитрии I патриархом, ныне – инок, Игнатий. Находясь в заточении в Чудовом монастыре, он часто отлучался из Кремля с позволения польских властей. Теперь он обнищал, мало чем отличаясь от обыкновенных монахов, бродивших повсеместно в поисках милостыни. Всеми отвергнутый, он старался скрывать свое имя и свое прежнее положение в государстве.

      Примостившись на полатях, он громко и тяжело вздохнул:

      – Что есть жизнь? Господи! Превратность!.. И чего люди пришлые ищут в нашем граде? Текут и текут изо всех уездов… И откуда и зачем – господь ведает!

      – Буде! Не тоскуй! – оборвал его парень в волчьем треухе. – Тебе одному, што ль, в Москве жить? Ишь ты!

      Из-за спины Игнатия выглянул пришедший с ним вместе кремлёвский приживальщик – скоморох Халдей. Лицо его, вымазанное красками, не смутило парня:

      – Ты чего?!

      – Бог в помощь, дерзай! – улыбнулся скоморох. – Люблю таких, непонятных.

      – Умой харю!.. Зачем намазал?

      – Больно уж ты гневен. Откуда? С каких мест такой кусака?

      – Отсель не видать, дальний человек, а зовусь Гаврилкой… Слыхал ли? Воеводе не брат и тебе не сват.

      В углу захихикали.