Кузьма Минин. Валентин Костылев

ехидны нами правят… Патриарх не нужен. Римский папа – хозяин…

      Умолк он, когда подошли к длинному бревенчатому дому с подслеповатыми слюдяными оконцами. Широкое с кубоватыми столбами-опорами трехмаршевое крыльцо. Еле-еле брезжит в оконницах свет.

      – Молви молитву!.. Очистись! – приказал монах.

      Шмыгнули во двор. Отбивались от собак – Пахомов ногами, а монах, ругаясь, посохом.

      – Эй, кто там?! Стой! – грубо окликнули с крыльца.

      – Свои, отец Самуил, свои… Милентий!..

      На лестницу черного хода, держа фонарь в одной руке, вышел здоровенного роста монах. В другой руке у него сверкнула алебарда. Он быстро шагнул к Пахомову и поднес фонарь к самому его лицу.

      – Нижегородский гонец. Земским сходом послан! – сказал Пахомов.

      – Сполна ли правда?!

      – Тако, батюшка, сполна… При мне из воза вылез… Прятался от стражи.

      Монах шепнул Пахомову:

      – То дьяк Самуил Облезлов. Ближний служка святителю.

      Допрос тянулся долго. Наконец Облезлов сказал:

      – Так, оправься!.. Пойду доложу.

      Дьяк исчез.

      Через некоторое время медленно открылась дверь, и в горнице появился среднего роста, тощий, древний старичок в белой рясе.

      Роман пал ниц.

      – Святейший господин наш отпускает ныне убо прегрешения… – пробасил дьяк.

      – Господь бог, вседержитель… – еле слышно начал Гермоген читать длинную непонятную молитву.

      Пахомов подошел к патриаршей руке, принял благословение. Его примеру последовал и монах.

      Гермоген положил сухие, пахнущие маслом руки на голову Пахомову. Едва слышно произнес:

      – Скажи там… Бояре пали духом и многие изменили. Срамною стала жизнь. Разврат, ложь, убийства и корысть кругом… На кого будем взирать? Кому служить? Кто направит силы наши? Господу богу угодно всю власть возложить на меня. Московское государство искони сильно верою и послушанием. Соотечественники связаны единою церковью. Несть наибольшего греха, нежели уклонение от священнопочитания… Крепки ли верою нижегородцы? Не поддались ли вы соблазну?

      Патриарх насторожился. Оперся рукой о стену. К нему подскочил дьяк-великан и поддержал его.

      – Крепки ли? Отвечай, добрый человек! – глухо повторил Гермоген, тяжело дыша.

      – Крепки! – бодро ответил Пахомов.

      – Много ль возможет дать нижегородский воевода?

      – Правды ради – все пойдем.

      – А много ль оружия и зелья у вас? Надежно ль будет войско?

      – Пять кузниц новых… куем лезвия немало.

      – Копием могуч не будешь. Огненная защита сильней. Взгляни на зловерных. Меж зубьев пасти чугунные на стенах. Наберитесь и вы силы! Чую! Поднимутся православные и изгонят поганых прочь.

      Холодные дрожащие руки Гермогена ощупали голову Романа.

      – Восстаньте и вы на злохищных! Поднявшие меч – от меча и погибнут! Вещественное вещественным же и погашается… Благословляю и вас на ратное дело. Иссякло озеро нашего христианского смирения!.. Меч и брань – защита правды. Прольем кровь