Тайные тропы (сборник). Георгий Брянцев

вы его ненавидите?

      Варвара Карповна молча заходила по комнате. За последнее время отношение Родэ к ней изменилось. Невежливый и раньше, Родэ теперь стал откровенно грубым. Ни о какой Германии она уже не мечтала, хотя еще совсем недавно говорила о предстоящей поездке как о решенном вопросе. Нет, в Германию не возьмут, но и живой не оставят. Родэ она боялась даже больше, чем возвращения Советской власти. Советская власть не простит предательства – накажет, осудит; а Родэ – уничтожит. Слишком много знает Варвара Карповна как переводчица гестапо, как живой свидетель. На карту ставится жизнь, а посоветоваться не с кем. Мысль поделиться с Ожогиным, который, по словам горбуна, был близок к военной разведке и который Варваре Карповне показался умным человеком, возникла у нее недавно. Но чем может помочь Ожогин, находящийся в таком же, как она, положении?

      – Он меня убьет! – вырвалось у Варвары Карповны, и она оглянулась на дверь, за которой слышались голоса гостей. – Он мне однажды сказал: «Вы знаете слишком много для живого человека». Я чувствую себя обреченной… Как быть? Где найти выход?

      Никита Родионович молчал, внимательно рассматривая свои ногти. Он колебался: поставить вопрос ребром или сделать только намек, пробный шаг, разведку?

      – Найти выход, конечно, можно, но сделать это нелегко, – сказал он.

      – Неужели можно? – с надеждой в голосе спросила Варвара Карповна.

      Он утвердительно кивнул.

      – Что же для этого требуется, по-вашему?

      – По моему мнению, многое.

      – Именно?

      – Смелость, решительность, желание…

      – И только? – облегченно вздохнув, сказала Варвара Карповна, как будто тревожившие ее сомнения сразу же разрешились.

      – Это не так мало, на мой взгляд.

      – Вы думаете, у меня нет желания?

      – Желание, возможно, и есть, а вот…

      – Вы имеете в виду смелость и решительность? – перебила Варвара Карповна.

      – Да-да. Именно это.

      – Вы не знаете меня… Но как? Как? – спохватилась вдруг она, вспомнив, что главного так и не выяснила.

      Ответить Никите Родионовичу не удалось. В комнату вошел Брюнинг. Увидев беседующую пару, он растерянно пробормотал:

      – Ах! Извиняйт! – и быстро удалился.

      На смену Брюнингу явился Тряскин. Он еле держался на ногах.

      – Чему быть, того не миновать, – едва выговорил он заплетающимся языком. – Червь есть червь… Рожденный ползать летать не может…

      – Я хорошенько все обдумаю и дам вам совет, как действовать, – тихо сказал Никита Родионович, чтобы окончить разговор.

      Тряскина кивнула головой.

      13

      После побега из лагеря Повелко спрятали у Заболотько. Дом Заболотько, стоявший на окраине, не вызывал подозрений у оккупантов. Мать Бориса Заболотько – вдова Анна Васильевна – работала уборщицей в комендатуре оккупантов, а сам Борис – электромонтером в управе.

      В пятницу вечером в дом Заболотько пришел Тризна. Обсуждали все тот же вопрос – о взрыве электростанции.