Пуговица. Галина Артемьева

больше не поверю, – слабым голосом рассуждала, как с самой собой, мама Ляля.

      – Может, уж и не пускать?

      – Посмотрим.

      Рыся поняла: пустит, куда денется. Ее право.

      – Тогда отдай нам кладовку. Мы там будем жить. Когда он напьется, мы все будем там закрываться. Разбирайся с ним сама. Эти еще маленькие. Им расти надо. Нечего им такое видеть.

      Мать лежала в кровати бледная, почти как подушка под ее головой. Птича рядом тяжело дышала, всхлипывая во сне.

      Рысе жалко их было неимоверно. И в животе ведь у матери подрастает сейчас еще кто-то живой! Как ей вытянуть всех их! Она впервые растерялась.

      – Рысенька, сделаем, как ты скажешь. Все сделаем. Иди спать сейчас.

      Она-то ушла. Только всю ночь лежала с открытыми глазами, потому что стоило их закрыть, как отчетливо возникало перед внутренним зрением проклятое железное дуло.

      Утром она отвела парней в садик. Потащилась в школу. Одна, без Птичи. Та лежала и горела себе. Сжигала тягостные воспоминания.

      Рыся попросила у учительницы не спрашивать ее сегодня, так как плохо себя чувствует из-за болезни сестры. Поскольку учились сестры только на «отлично», просьба ее была уважена полностью. Рыся сидела, как оглушенная, не слушая, что происходит в классе.

      Денька, верный друг, понял, что дело серьезно. Даже подсказывать не просил, как обычно.

      Из школы они, как повелось, возвращались вместе, всегда втроем, а теперь вот вдвоем. Денька жил в их же доме, только они во втором, а он в десятом подъезде. Удобно. Он и играть к ним приходил, когда отец их многочисленного семейства был не пьяный. Любил Денька играть с их отцом. Про своего не распространялся, хотя он у него имелся. Мальчик из полной семьи, вполне благополучный ребенок – так про него мама какой-то подруге говорила, Рыся слышала.

      Двое благополучных детей шли домой, смертельно усталые, хотя еще не прошло и полдня их долгих детских суток.

      – У меня отец вчера домой с пестиком пришел. С настоящим, – проговорила вдруг, совершенно неожиданно для самой себя, Рыся, – Хотел нас всех убить. Так сказал.

      – Пьяный? – уточнил Денька.

      И все им стало понятно. Без лишних слов.

      Про их собственные благополучные семьи.

      – Твой пьет? – на всякий случай поинтересовалась Рыся.

      – Ужасно. Каждый день почти. А твой?

      – Не каждый день. Сам знаешь. Но когда пьет, лучше его не видеть.

      – Бабушка тоже про нашего говорит, что лучше бы мне не видеть. А то вырасту, стану как он.

      – А ты? Станешь? Будешь пить? – оживилась Рыся.

      Этот вопрос ее очень беспокоил. Она говорила себе, что не переживет, если Ор и Дайка, став взрослыми, будут вести себя как их папаша. В этом случае все ее старания сейчас лишены смысла.

      – А ты? – внимательно глядя на нее, ответил вопросом на вопрос друг.

      – Я! Конечно, нет! Чего меня спрашивать! Девочки не пьют! – самоуверенно хмыкнула Рыся. – Ты про себя лучше скажи: ты – будешь?

      – Девочки не пьют? – крикнул ожесточенно Денька и наподдал со всей силы ногой пустой пластиковый пакет, валявшийся посреди дороги. – Девочки не пьют…

      Рыся