Борель. Золото (сборник). Петр Петров

сквозь решетчатую перегородку скалила белые зубы острорылая, похожая на песца, собака. Она била хвостом о таловые прутья и ласково рычала.

      В этой обстановке был весь Яхонтов. Лучшую обстановку за всю свою тридцатилетнюю жизнь он едва ли видел и редко был недоволен тем, что имел. Валентина знала, что он из бедной семьи выбился в технологический институт, откуда был исключен за «беспорядки».

      – Вот этих вы еще не видели, – сказал он, указывая на две рядом стоящие фотографии. – Это моя мать.

      Женщина с выпуклым лбом (таким же, как у Яхонтова) смотрела на нее задумчивыми и колкими глазами.

      – А это вот?

      Валентина взглянула на вторую фотографию, с которой на нее смотрело лицо молодого студента в форменной тужурке и фуражке с техническим значком.

      – Какое поразительное сходство! – почти вскрикнула она.

      Яхонтов грустно улыбнулся.

      – Это вперед ссылкой, когда все зеленью пахло, а теперь вот весь мохом оброс.

      Он ловко подкинул в железку дров и зажег лучину.

      – Так вы из-за ссылки и не кончили институт? – спросила она, не отрывая глаз от фотографии.

      – Так не кончил… Да что об этом теперь вспоминать!..

      Его всегда ровный голос, как показалось Валентине, дрогнул.

      – Теперь об этом и помышлять не полагается, видите, какая тряска?

      Он налил в чайник воды и поставил его в дверку железной печи.

      – Выпьем чаю, – сказал он, подбрасывая на огонь щепки. – Да, кстати, сообщу вам новость: мы на днях пускаем паровой молот.

      Валентина обвела взглядом комнату и только в этот момент вспомнила, что с раннего утра ничего не ела, Она прошлась и, к удивлению Яхонтова, начала прибирать у него на столе.

      А за чаем рассказала об отъезде брата и долго рыдала, припав головой к столу. Яхонтов дружески, нежно гладил ее волосы.

      В окнах уже показался рассвет, когда Валентина ушла. По прииску в предутреннем тумане мелькали и таяли бесформенные фигуры людей. В горах подобно мельничному колесу шумели леса, и было слышно, как, поднимаясь с ночлега, перепархивали птицы.

      10

      Через несколько дней после воскресника на Боровом задымились мастерские. Теплый ветер рвал черные клочья дыма и уносил их к горным вершинам. По наковальням задорно стучали молотки.

      Яхонтов с частью рабочих топтался около машины. С самого утра и до темных сумерек перетирал он проржавелые части и примерял их на свои места. С испачканным лицом и растрепанными волосами, в одной длинной рубахе, он не ходил, а бегал, волновался и кричал на своих помощников. Качура, с сонным лицом, но легкий и возбужденный, гонялся с железным прутом за ребятней, которая галочьим гомоном глушила мастерские.

      – Ах вы, шелекуны, ядят вас егорьевы собаки! Я ж вам покажу кузькину мать!

      У драг кучки ссутуленных рабочих выворачивали глыбы снега, точно щипали громадную птицу.

      Вокруг станков громоздилась сваль ржавого железа, и тут же красовались натянутые,