Между сказкой и дальше. Дмитрий Образцов

на постах стоят летэвы, ну а я заменил Нартада, – докончил Фарк, стряхивая пепел с носа.

      – А с чего ты взял, что они отравились завтраком? – нахмурился Омуф.

      – Я один чувствую себя хорошо, а ведь я, ну… проспал.

      Они замолчали, прислушиваясь к шуму ветра между камнями. Неожиданно коменданта привлек вопрос Фарка, заданный спокойно, но Омуфа нельзя было обмануть – в голосе помощника ясно слышалось напряжение:

      – Слушай, Омуф, у нас ведь не запланировано караванов на сегодня?

      – Нет, – вздрогнул Омуф, мгновенно поворачиваясь и глядя туда, куда был устремлен взгляд Фарка.

      Из леса со стороны Корлимара выезжали шесть крытых фургонов. До уха коменданта донесся отрывок протяжной песни. Он узнал – это была часть известной песни “Воля”:

      В небе надо мной парят три птицы;

      Слева колосится чисто поле;

      А дорога пыльная кружится;

      Ах, как я люблю скакать на воле!

      Ржет мой конь, смеются дети где-то;

      Ветер свищет в шелестящей кроне;

      Нет мне ничего милее света!

      Нет мне ничего милее воли!

      Ничего подозрительного, кроме… Кроме того, что сейчас тут не должно быть каравана.

      – Может, сам король Лобрив пожаловал, а это передняя часть кортежа? – почесал в затылке Фарк.

      – Совсем что-ли? – оборвал Омуф, – Лобрив сейчас к празднику рождения дочери готовится. Не-ет, ему сейчас не до этого. Иди, узнай, кто там. Но сегодня никого проезжать не должно… Странно… Будь осторожнее.

      Фарк коротко кивнул и начал спускаться.

      Открылись первые ворота, фургоны въехали внутрь, с козел поспрыгивали люди в добротных кафтанах и плащах, между ними сразу же встали их охранники в железных нагрудниках с алебардами.

      Тут послышались повелительные крики, и в ворота влетел всадник верхом на поджарой и стройной лошади, с которой сейчас хлопьями слетала пена. Наездник был одет в кольчугу и кольчужный же шлем, а за его плечами трепался грязный плащ с узнаваемым символом – коронованным грифоном под солнцем. Гербом Корлимара.

      Всадник соскочил с лошади и, расталкивая купцов, подбежал к вышедшему из вторых ворот Фарку. Что-то проговорил, на что десятник отрицательно помотал головой. Гость нетерпеливо топнул ногой и, суетливо порыскав в висящей у него на поясе сумке, достал свиток.

      “Гонец, – догадался Омуф, – Гонец, может быть, от самого Лобрива”. Нетерпение, проявляемое всадником, говорило в пользу последней версии.

      Поэтому комендант быстро, даже, наверное, слишком, сбежал вниз, перед этим зайдя в свою комнату. Там он нацепил на голову бацинет7* без забрала – как и полагалось по уставу, потому что кто знает, не сообщит ли об этом гонец, вернувшись в Корлимар. Предыдущего коменданта, как говорят, убрали с поста за нечто подобное, заодно осудив и отправив под трибунал.

      Выскочив из донжона, Омуф чуть не столкнулся со спешащим к воротам Андлеалом. Молча пройдя внутренний дворик крепости, они подошли к гонцу – высокому и худому

7

^* полусферический шлем.