Цена моих грез. Ева Ройс

особым трепетом. Распорядился подготовить ей комнату. Естественно, недалеко от моей и с камерами. Отправил в город домоправительницу за одеждой, часть которой сам выбрал через интернет. Как херов кукловод собирал своей игрушке новую жизнь. Если играть, то играть со всеми удобствами.

      Я смаковал ее имя на языке и представлял, как вдохну ее запах и попробую ее вкус. А какая она на вкус? Представлял и сходил с ума от картин, которые мне рисовало воображение. Еще утром я хотел разгадать ее душу, а сейчас до безумия хотел разгадать и тело. Не так, как утром. Я хотел утонуть в обмане и принять Снежинку за живой огонь. Хотел иметь ее душу и тело.

      Хотел согреться ее холодом, потому что сам согревать не умею. Отобрать весь холод, чтобы растаяла и стала костром.

      Я не собирался сделать так, чтобы она стала мне неинтересной. Зачем? Меня сейчас мало что трогает, а она – концентрированный интерес. Так зачем лишать себя удовольствия, ради того, чтобы вернуться в зону комфорта?

      А потом смотрел, чувствуя дикое удовольствие, как она испуганно идет по мрамору пола, отражается в нем бликом. Идет озираясь по сторонам, готовая сейчас же сбежать. А на идеальных ногах у нее кроссовки. Обычные, мать их, кроссовки. А я смотрю, и мне кажется, что я ничего сексуальнее не видел.

      Я ждал Снежинку в кабинете, создавая ей иллюзию из декораций точно выверенной игры, а через ноутбук, который транслировал мне ее через камеры, считывал движения и строил в голове слова.

      Вот девушка поднимается по широкой лестнице, не переставая вертеть головой – запоминает путь. Идет по коридору до указанной двери и стоит, собираясь с силами. Ее трясет от страха, но она храбрится. И я через дерево двери и лак ощущаю вкус ее страха. Он как мороженое – сладко–холодный.

      Дверь открывается, она заходит в ловушку, и клетка с тихим хлопком закрывается. Огромными глазами смотрит на меня, ищет во мне маньяка, но не находит. Немного успокаивается. Мне хочется рассмеяться от такой наивности и выдохнуть ей в сахарные губы, что ублюдков надо искать в одетых с иголочки людях, с прямым взглядом и с улыбкой на лице. Однако я сижу за столом, тоже смотрю на нее, пожирая ее взглядом – ее маленькое тонкое личико с пухлыми розовыми губами и большими глазами цвета малахита в бездне карего, волосы густые, темно–русые.

      Снежинка долго искала слова, потом собиралась с силами и все это в тишине, которую можно разрубить ее страхом.

      – Отпустите меня, пожалуйста, – ее голос задрожал. Она и сама тряслась вся.

      Я встал с кресла, а она отшатнулась назад, ближе к выходу. Усмехнувшись, сделал еще несколько шагов вперед, остановившись прямо перед ней.

      – Актриса, значит…

      – Что вы от меня хотите? – она такая сейчас желанная – с растрепанными волосами, чуть приоткрытыми от страха губами, которые она пару секунд назад лизнула своим язычком. – Я… Вы не имеете права насильно удерживать меня!

      – Значит, актриса, – вновь повторяю я, словно эхо собственных слов, игнорируя ее слова. – Хочешь роль?

      – Что? – хрипло переспрашивает, прижимаясь