Вернись ради меня. Хейди Перкс

сестре? Что-нибудь пикантное! Имена называть необязательно.

      – Нет.

      – Зануда, вот ты кто.

      – Не сомневаюсь, – улыбаюсь я.

      – И ни один мужчина тебе не приглянулся?

      – Бонни!

      – А как еще тебе с кем-то знакомиться? Разве не идеальная ситуация? Перед тобой мужчины, которые несчастливы в браке. Тебе достаточно подтолкнуть их в правильном направлении!

      – Среди клиентов меня пока никто не привлекал.

      – И верно, с твоим характером лучше одной, – Бонни наливает горячий кофе в кружки, и мы замолкаем. – Ты не думала разыскать Дэнни?

      – Думала, конечно, но я не знаю, с чего начать.

      – Как считаешь, мама знала, куда он уехал?

      – Без сомнений, – уверяю я, поднося кружку к губам. Я всегда винила маму за то, что она отпустила Дэнни: даже к двадцати двум годам мой брат не созрел для самостоятельной жизни, и я отказывалась понимать, как она могла этого не видеть.

      Восемнадцать лет назад я готова была искать Дэнни по всей стране. Я представляла, как мы найдем его дрожащим в темном переулке, сжавшимся в комок, запихаем в машину и увезем домой. Но мама только сказала: «Я потеряла его много лет назад».

      Возразить было нечего. Мы все обратили внимание, что Дэнни стал еще более замкнутым и отстраненным с тех пор, как мы покинули остров. Правда, никто не интересовался, отчего он больше не прикасается к своему альбому и карандашам.

      – Может быть, она поддерживала с ним связь, только скрывала это от нас? – предполагаю я.

      – Зачем ей это делать?

      – Возможно, он так попросил.

      – С чего бы это?

      – Не знаю, – устало бормочу я. – Чужая душа – потемки.

      Бонни кивает. Я жду, что она скажет что-нибудь о маме, но вместо этого сестра выдает:

      – Может, его и в живых-то нет!

      Пододвинув мне печенье, она берет одно и кладет в рот целиком, выжидательно глядя на меня.

      – Господи, Бонни, ну разве можно такое говорить?

      Сестра пожимает плечами, не сводя с меня глаз и сосредоточенно жуя.

      – По-моему, мама знала, где он, – задумчиво произносит она наконец. – Я не могу себе представить, чтобы она никогда его не искала.

      Вечером, когда в новостях не появляется ничего нового, я беру наконец свой айпад и начинаю просматривать фотографии на различных веб-сайтах, ища знакомые лица.

      Меня всегда интересовало, как сложилась жизнь у людей, среди которых я выросла и которые все еще могли оставаться на острове: они были частью моего мира, я не представляла своего существования без них. Приблизив снимок местных жителей, сгрудившихся у белого полицейского тента, я вглядываюсь в лица, ожидая теплой волны узнавания, но с увеличением снимок становится все более зернистым. Не отчаиваясь, я вожу пальцем по лицам – и вдруг замираю. На заднем плане я вижу женщину, стоящую отдельно от остальных. Я сразу узнаю ее.

      Я сворачиваю снимок и открываю следующий, где видно предельно четко – это действительно Руфь Тейлор, мама моей подруги Джилл. Она стоит одна перед кафе, а под фотографией