Закон Моисея. Эми Хармон

пока я расписывал потолок ее комнаты. Я посмотрел через щель между подмостков и увидел ее прямо под собой – свернувшуюся калачиком вокруг подушки, которую стащила с кровати. Казалось, будто я парил в двух метрах над ней. Ее волосы цвета пшеницы, которая росла в полях вокруг нашего городка, рассыпались вокруг плеч. Но они не были жесткими и не торчали во все стороны. Нет, они были густыми, шелковистыми и вились из-за косички, которую она носила весь день. Джорджия была высокой – не настолько высокой, как я, – и стройной, с карамельной кожей и темно-карими глазами, которые резко контрастировали с русыми волосами. Моя полная противоположность. У меня были светлые глаза и темные волосы. Может, если нас скрестить, все физические различия сгладятся. Мой живот сжался. Никто бы о таком и не подумал. И уж тем более со мной.

      Временно позабыв о картине, я просто наблюдал, как она спит. Мужчина в углу комнаты – он мысленно визуализировал мне историю Джорджии, и мои руки быстро воплощали в жизнь образы из головы – исчез. Я гадал, удастся ли мне призвать его обратно. Картина еще не была готова.

      Но я этого не сделал. Вместо этого я очень долгое время смотрел на Джорджию – на девушку, которая обосновалась в моем разуме так же бесцеремонно, как призраки. В кои веки в моей голове витали собственные образы и идеи для картин. Я впервые заснул с умиротворением на душе и Джорджией рядом.

Джорджия

      До того, как Лакки оказался у нас, его вообще никто не пытался укротить. У папы не было времени его дрессировать, а вот у меня его было навалом. К тому же все говорили, что я в этом деле мастак. Так что я проводила с Лакки несколько часов каждое утро, чтобы он привык ко мне, собственноручно кормила его и делала все возможное, чтобы он изо дня в день видел только меня. Он отбегал при моем приближении, нервно топтался, когда я преграждала ему желанный путь, и всем своим видом показывал, что мое присутствие ему досаждает. Только спустя целый месяц он наконец позволил мне закинуть лассо ему на шею и выгулять его на лужайке. Еще через две недели он позволил надеть на него уздечку и поворачивал голову в ту сторону, в которую мне надо.

      – Вот так, хороший мальчик. Ты наконец-то начал слушаться, да? – я улыбнулась, пытаясь не выдать свою радость.

      Лошадей нужно тренировать при помощи физических нагрузок. Не бить их, нет. Нагружать. Лошадь не хочет забираться в фургон? Не стоит заталкивать ее. Пусть наматывает круги вокруг фургона, пока не выбьется из сил. Затем снова попытайтесь поднять ее по рампе. Не хочет? Пускай еще побегает. В конце концов она поймет, что, если залезть в фургон, ей дадут отдохнуть. И каждый раз будет подниматься по рампе с энтузиазмом.

      Я начала терять терпение. Папа всегда говорил: работая с людьми или животными, главное – не терять терпение, это большая ошибка. Но меня немного занесло. Лакки позволил управлять его головой, а я хотела управлять им целиком. Я сжала его гриву в кулаках и подтянулась, задевая животом его бок. Он замер, слегка подрагивая, и я почувствовала эту вибрацию в своем животе. Меня охватило предвкушение, затуманившее здравый смысл.

      – Мы же друзья, Лакки, верно? –