Мост, колодец и тень. Роман Владимирович Арефкин

вздыматься в своей вялой экскурсии, сигнализируя о сохраняющемся дыхании. Затем – следующая метаморфоза, там, где костные выступы наиболее выражены – образуются пролежни, кожа вскрывается, обнажая костная поверхность выступает наружу, начиная контактировать с внешней средой. Родители, не сдерживая слёз, ухаживают за стремительно нагнаивающимися язвами, в бесплотных попытках замедлить наступление неизбежного. В конечном итоге – едва живой скелет отказывается дышать, наступает смерть… и несмотря на горесть утраты – мои родители, к собственному ужасу, испытывают хорошо-завуалированное облегчение.

      Эта перспектива, которую моё сознание обрисовало в таких ярких тонах, могла оказаться достаточно ужасающей, чтобы обратить меня в бегство, но не бегство из «рая»

      – Мне нужно время, – ответил я, сам не понимая, что говорю – я не могу сейчас…прекратить это…

      – Время? На что? – недоумевал

      – Вы что-то не договариваете, так ведь?

      Я бросил беглый взгляд на доктора, он разумеется был прав, и я не питал иллюзий, будто бы мне удалось хоть что-то скрыть от него. Я не мог сказать ему, по ряду причин, но наверное самой главной был мой стыд, мои страх и стыд за то, какое малодушие я себе вдруг позволил. Теперь, когда мне были явлены ответы, я продолжал выбирать самообман, нежели – принять правду. Но что есть эта правда, для меня – потерявшего всякий интерес к той, настоящей жизни. Я прекрасно помнил свои ощущения там, среди миллионов людей, словно неосторожная искра, сорвавшаяся с костровища и взявшая курс в неизведанный мир холода. Судьба такой «искры» предрешена – она потухнет там, вдали от своего пламени.

      Раз уж складывалось так, что «искре» моей жизни суждено было погаснуть, я счёл целесообразным провести остаток времени в том, что мне подарил тролль, как бы парадоксально это не звучало.

      – Мне нужно остаться здесь, Кристенсон, поймите! – понятия не имею, зачем я взывал к этому человеку, наверно от того, что он был единственным существом, которое умудрилось познать оба моих «мира»

      Кристенсон медленно встал с дивана, отведя взгляд в сторону. Он осмотрел комнату, в его взгляде угадывалась жалость, я лишь затруднялся сказать – что было её объектом.

      – Я понимаю вас, Олег. Понимаю… – доктор тяжело вздохнул на последнем слове.

      В этот момент мне вдруг захотелось прикоснуться к плечу моего гостя, чтобы так, издали и боязливо – ощутить материю реальности. Однако это выглядело бы неуместным жестом даже при той ситуации, в которой мы находились.

      – Обещайте, что не расскажете об этом, – я обвёл взглядом пространство – не расскажете моему отцу!

      Кристенсон, задержав взгляд на моем лице, поспешно кивнул.

      – Разумеется, Олег. Это всё останется между нами. Никто об этом не узнает. Однако, я всё же попрошу вас попытаться быть благоразумным, и пожалуй…. осторожным!

      Я кивнул доктору в ответ, а когда я присел на диван, я даже не посмотрел ему вслед. Кристенсон медленно, без единого звука,