Истребители: Я – истребитель. Мы – истребители. Путь истребителя. Владимир Поселягин

вывести «пешку» из штопора на пятидесяти. Сбив носом верхушку березы, просевшая машина, ревя одним мотором, понеслась над лесом. Место для посадки, которое я разглядел, с высоты выглядело зеленым лугом у реки.

      Выпустив закрылки, убавил газ и стал планировать, сбрасывая скорость. До опушки, где находился луг, оставалось метров сто, когда Степанов крикнул:

      – Немцы с двух сторон заходят!

      В это время лес кончился и под нами появилась сочная зеленая трава луга.

      Отдав штурвал от себя, опустил «пешку» пузом на траву. Корпус затрясся на кочках так, что щелкали зубы. Справа и слева от нас в фонтанах грязи врезались снаряды пушек, несколько попали в левое крыло. Луг оказался заболоченной частью реки, и мы, разбрызгивая воду и куски торфа, неслись по ней, скользя на брюхе. Немцы после промаха ушли в набор высоты, чтобы снова атаковать. Похоже, мы сильно их разозлили.

      – Держитесь, берег!!! – заорал я и уперся ногами в приборную панель. Было тесно и трудно, но управился за какие-то секунды.

      В это время «пешка», проскочив болото, вылетела на открытую воду, подняв большой бурун, форсировала стометровую речку, врезалась в противоположный берег и взлетела по четырехметровой пологой песчаной круче наверх. Где и замерла хвостом в воде. Посмотрев на толстый ствол дуба, росшего в полуметре от разбитого носа бомбардировщика, я быстро скомандовал:

      – Покинуть машину!

      Сзади завозился особист и послышались щелчки пряжек. А вот у меня одну, похоже, заклинило.

      – Твою мать!!!

      – Что? – спросил Никифоров, откидывая фонарь.

      – Ремень, бл…! О! Есть, отстегнул! – Я одним рывком вывалился из кабины на крыло, но не удержался на нем, а скользнул вниз и покатился по круче в воду. Когда вынырнул, ища дно ногами, увидел катящегося прямо на меня особиста. Рядом послышался шум падения – Степанов тоже выбрался из дымящейся машины.

      – Ныряем, «мессеры» заходят! – успел я крикнуть обеим головам.

      Пропитавшийся водой парашют резко потяжелел и стал тянуть меня на дно, пришлось его срочно скидывать. И как раз в это время послышались оглушающие удары по железу и по воде.

      Оттолкнувшись от дна, я добрался до берега. Рядом отфыркивался Никифоров, а вот Степанова видно не было. Пришлось нырять за ним.

      Повезло: рука сразу опустилась на его плечо, осталось только покрепче вцепиться в гимнастерку. Рывком приподняв сержанта над водой, мы с Никифоровым вытащили Степанова на берег, где он судорожно выплевывал воду, которой успел наглотаться. Подхватив его под руки, мы поднялись на кручу и скрылись среди деревьев.

      – Скидывай парашют, он из-за него тяжелей стал в два раза.

      Освободив сержанта от намокшего парашюта, мы присели кто где стоял. Степанов, продолжая тяжело дышать и кашлять, проговорил:

      – Спасибо… вам! Я уж… думал… все, отлетался…

      – Да не за что. Блин, все промокло! – расстроенно сказал я, вынимая все бумаги и раскладывая их, чтобы просушить. Достав заодно шоколад, я одну плитку убрал, а остальные две разделил. Одну нам с особистом пополам, другую – Степанову.

      – Ешь-ешь.