Рыбы молчат по-испански. Надежда Беленькая

никому не доверял, проверял и перепроверял всех знакомых, а заодно контакты и связи этих знакомых между собой. Никого не приглашал к себе в гости – в квартиру с охраной, камином, кондиционерами и несгораемым шкафом, Ксения там была всего раз на правах подруги юности.

      Москвы Кирилл боялся. На улице менял головные уборы, которые специально таскал с собой в сумке – чтобы запутать след и затеряться в уличной толпе, если за ним вдруг следят. «А что, правда следят?» – с сомнением спрашивала Нина. Ксения пожимала плечами: кто и зачем мог преследовать Кирилла, она не представляла.

      Кирилл был патологически брезглив. В общественном транспорте, которым изредка по разным причинам приходилось пользоваться, никогда не садился. По возможности избегал кафе и ресторанов. Если же ему все-таки случалось перекусить в городе, тщательно протирал вилки и ложки – сперва салфеткой, затем носовым платком. Стирал в режиме кипячения новые вещи, им же самим купленные в дорогих магазинах.

      Встреча была назначена у Ксении дома.

      Был канун Восьмого марта. Нина потихоньку ушла пораньше с кафедрального банкета, воткнув подаренные нарциссы в общественную вазу, из которой торчали разноцветные букеты.

      На каждом углу продавалась мятая мимоза, которую охапками выгружали из картонных коробок, в магазинах и ларьках наперебой хватали недорогие духи и конфеты. Прохожие улыбались, румяные и словно навеселе. День был зимний, как будто на календаре не март, а конец декабря. На окошках трамвая цвели кудрявые тропические узоры, посреди тротуара раскатали целый каток; неожиданно для себя Нина разбежалась и, раскинув руки, полетела до самого конца черной ледяной дорожки, весело соскочила на притоптанный снег.

      Весной не пахло. Краснели и мерзли без перчаток руки, и только вечер опускался по-весеннему поздно.

      Кирилл явился ровно в назначенный час. Обычный мужчина лет сорока. Серые глаза, темно-русые коротко остриженные волосы, костюм муниципального служащего, длинный бежевый плащ и фланелевый шарф. Одни лишь часы на запястье выдавали истинное положение вещей – часы были дорогие, тяжелые, на широком золотом браслете. Иначе говоря, внешне это был типичный бизнесмен, каких в Москве встречалось немало, и Нина никак не могла связать его неброский деловой облик со странными Ксениными рассказами. Звонок в дверь тоже прозвучал по-деловому – коротко, отрывисто.

      По случаю праздника Кирилл принес большой букет роз и протянул его Ксении. Букет был всего один, хотя женщин – он это отлично знал – было две.

      – Во дает! И ведь подумай: он просто так, от обычной человеческой рассеянности ничего делать не станет, – потешалась Ксения на следующий день. – Если принес один букет, значит, так ему нужно. Очень в его духе: что-нибудь сотворит, а ты потом неделю голову ломаешь.

      Войдя, Кирилл внимательно оглядел единственную Ксенину комнату, как будто попал туда впервые.

      – Думаю, Ксения уже ввела вас в курс дела, – начал он, усевшись на диван перед журнальным столиком и придвинув к себе кофе.

      Новую переводчицу