Изольда Великолепная. Карина Демина

шея, грифом. – Ледей с детства петь учат.

      Похоже, и здесь я буду исключением. Меня даже почти обязательная музыкальная школа благополучно миновала за полным отсутствием слуха. Но петь я пыталась, получая от процесса искреннее удовлетворение, пока Машка не сказала, что мое пение наносит ей глубокие душевные травмы…

      Мне не хотелось травмировать новых знакомых.

      – Я не умею, – призналась я, возвращая инструмент.

      – Откуда ты такая выискалась? – Сиг обнял его и подпер грифом подбородок. – Одета не как леди, а платье дорогое…

      Было дорогое, а теперь вряд ли на тряпку сгодится. Жаль. Мне платье нравилось. Может, больше у меня никогда не будет таких платьев.

      – …петь не умеешь… про Фризию слыхом не слыхивала… сильно издалека, да?

      – Сильно.

      Его не думали одергивать, да и чувствовала я чужое любопытство.

      – …а лошадей вот лечишь…

      – Чего тебе надо?

      – Скучно, – честно признался Сиг. – Хуже скуки зверя нету. Вот, думаю, порасспрошу, послушаю байки… все веселее.

      И ведь не отцепится. Ладно, про то, что я не из этого мира, сказать можно. Я уже успела убедиться, что здесь к существованию параллельных миров относятся весьма спокойно. Но Сиг ведь не угомонится. Он полезет выяснять, как устроен мир… И что там Сержант говорил про опасные слова?

      Или станет спрашивать, чего мне в замке понадобилось. И доберется до договора и моей короткой, аки кротовий хвост, семейной жизни, которая ушла под этот самый хвост. Мне не хочется об этом говорить.

      А о чем хочется?

      Если нельзя говорить правду, надо соврать.

      Если лень придумывать ложь, надо использовать чужую.

      – Скучно, значит… – Я погладила Снежинку по носу. – Байку… расскажу.

      Когда-то, классе этак в десятом, я записалась в театральную студию. Ну, студией она лишь звалась – кружок при чудом уцелевшем ДК. Руководил им немолодой, но весьма энергичный Владлен Яковлевич, и как-то его энергии хватило, чтобы, придя однажды, я осталась. На месяц. Год. И больше.

      Мы ставили «Отелло».

      И Колька, которому отдана была роль несчастного доверчивого мавра, неуловимо походил на Сига. Не потому ли я вспомнила сейчас? Колька чернил гуталином лицо, а губы мазал красной помадой, но никто не смеялся над ним.

      Я была Дездемоной, но ровно до тех пор, пока не появилась Машка. И роль передали ей, а других, подходящих для меня, не нашлось. Вот и осталось играть саму себя – верную тень на подмостках жизни. Разве я не понимала того, что происходило?

      Понимала.

      А почему терпела?

      Была причина и, наверное, осталась, если я опять играю в прятки с собой.

      Слабо зазвенела струна, подхватывая оборванную фразу.

      – Продолжайте, леди, – подбодрил Так, присаживаясь у костра.

      Продолжу. Точнее, начну сначала. Текст я помню где-то на две трети. Оставшуюся треть как-нибудь вытяну…

      – Итак, – я обвела взглядом моих слушателей, – жил-был мавр по имени Отелло…

      Сиг получит свою историю. А я… если выгонят