Наполовину друг. Юрий Мори

ерунды не говори! Просто нашумит изрядно. – Санчо раздвинул пучки травы перед собой, смял их, делая что-то похожее на бойницу. Только стрелять он не собирался, исключительно наблюдать.

      Вран подполз ближе и осторожно выглянул в созданный проём. До входа в Полосу, где отлично видимая отсюда дорога была словно перерезана лезвием поднимающегося тумана, метров четыреста. От четырёх подвод, которые они видели вечером в деревне, почему-то осталось три. Они стояли полукругом, перекрывая дорогу, за ними виднелись автоматчики. Трое, четверо. Ага, вон ещё двое, а вот в кустах то ли один, то ли двое – не разглядеть.

      Клима нигде видно не было.

      – Вот суки, – прошептал Санчо. – Они разделились. Одну телегу с пленным отправили за Полосу, а остальные и тебя ждут, и дорогу перерезали качественно. Только народа осталось маловато, странно.

      Вран пригляделся. Да, там в кустах слева от дороги всё-таки двое, и справа ещё один секрет. Плюс к тому два мужика не особо таясь сидят почти у самой Полосы в тени придорожного дерева и с аппетитом жрут что-то. Видать, начальство.

      – Я двенадцать насчитал, – прошептал Вран.

      Он не рвался в бой, никогда не был бойцом, да и вряд ли хотел бы, очень уж не его. Но желание быть полезным умножилось на ноющую в душе рану. Он медленно начинал понимать, что ни отца с мачехой, ни смешливой Жданки, ни Антохи с Милкой больше никогда не увидит. Деревня, оставшаяся за спиной, теперь стала не местом, где любят и ждут, а… осколками яйца, как у птиц, когда птенец уже вылупился.

      Несомненно, место рождения, но ведь – осколки. Успеть бы к похоронам вернуться.

      – Тринадцать, – поправил его наёмник. – Один отдельно сидит ближе к реке. Но вообще ты глазастый!

      Река, гораздо дальше от их холма, чем дорога, мерно несла свои воды, уходя в Полосу.

      – Я что-то подумал… А рыба как же? Вот несёт-несёт её течением, бац! – и Полоса. Она возле неё скапливается, что ли? Или обратно разворачивается?

      Санчо невесело рассмеялся. Паренёк определённо вызывал у него симпатию: так искренне интересоваться вещами, которые ни съесть, ни выпить, ни обменять на оружие – это забавно. Наверное, лет двадцать назад он и сам был таким.

      – Не парься. Спокойно рыба проходит через Полосу. И звери, и птицы, и дракончики эти летучие, – вспомнив чицу, он поежился и начал снова посматривать на небо. – Люди, это да, только с Проводником. И любые человеческие изделия, от пули до паровоза.

      – А что, где-то через Полосы паровозы ходят? – изумился Вран.

      – Ты просто мира не видел… И паровозы ездят, и даже вертолёты кое-где летают, но внутри осколков, конечно. В нашем медвежьем углу все думают, что жизнь остановилась после войны. Да ни хрена не так! Продолжается она, с-с-сволочь. Иной раз думаешь, лучше бы кончилась у некоторых тридцать лет назад.

      Внизу наметилось шевеление. Два начальника доели, отошли отлить в кусты подальше от патрульных. Те начали перемещаться – кто тоже пожрать, другие на место напарников.

      – Бестолковые они, – прокомментировал