Симфония предчувствия. Космологическая поэма. Александр Москвин

естью ноги поют. Какое тепло!

      – Балалам, – взбаламученный неугомонный накат выплёскивает нас из насиженной удобной ямки.

      Её пальчики! По спине, как по клавишам пробежали эти ноготки.

      Вода схлынула – опять сидим на мели. Пустынный песчаный пляж у края обрыва, и только мы да орлы, парящие в вышине. Далеко, далеко уже в дымке чернеют вытащенные на ровный низкий берег огромные рыбацкие чёлны, а в другую сторону, тоже вдали, – исполинские глыбы на кромке бушующей пучины.

      – Расскажи какую – нибудь историю, – влюблённое детское личико немного властно смотрит как на собственность – ни у кого такого нет, а мне вот как повезло, но страшно, ведь, наверно, нельзя. И его, хоть и хороший, но тоже боюсь. Да нет, он хороший, он просто замечательный. Он мой лучший друг! (По секрету.) И я ему нравлюсь как девочка – ловкая, красивая, смелая.

      – А какую историю? – улыбаюсь, выгибая бровь, и нарочито разглядываю её, придерживая, как статуэтку.

      Раздольный ветер, гонящий к нам курчавые барашки, балуется золотистым локоном на её фарфоровой щёчке. Вот она, вот. Неужели наконец то, всё-таки досталась?! Куколка. Чистая, светлая. Лучезарная девочка.

      – Ну, какую – нибудь историю, – мелодеет её весёлый отрывистый голосок.

      – Ну, какую?

      – Ну, из твоей жи-и-изни! – подпружинивается нетерпеливо моя наездница, щекотнув невзначай влажными кудрями.

      – Про то, как встретил медведя в лесу, я тебе рассказывал.

      – Да, рассказывал.

      – Как лосёнка отпустил, рассказывал.

      – Рассказывал.

      – Как в разведку ходил под землёй…

      – Рассказывал, но расскажи ещё что – нибудь, ведь у тебя много историй. – Моя русалочка тихонечко (для себя) прижимается.

      – А знаешь? – укутываю её руками от оранжево – голубого простора и целую.

      – Что? – слегка ёжится.

      – Знаешь? – покачиваемся, как в люльке.

      – Что?

      – Посмотри туда, – устремляю взор на пелену у края небес.

      – А что там, дельфин? – мельком глянула на море и опять не спускает сияющих глаз, чуть сверху и немного настороженно выжидая.

      – Не, – киваю мечтательно.

      – Марлин?

      Длинные безостановочные валы глянцевыми горбами выпирают из хляби и тяжело обрушиваются, расстилая перед нами бурлящие шипящие выглаженные дорожки.

      – Знаешь, если плыть прямо вот туда – там за морем есть земля, где маленькие девочки могут командовать взрослыми мужчинами, а мужчина может слушаться маленькой девочки.

      – Здорово! Действительно есть?

      – Да, вон там.

      – А потом, когда они вырастут, их тоже дяденьки слушаются?

      Какой неожиданно взрослый вопрос.

      – Ну, это уже от них будет зависеть, от каждой. И от дяденек, конечно, тоже.

      – А ты бы меня там слушался?

      – Да я тебя и здесь слушаюсь, разве не так, Алечка?

      Алечка осторожно притрагивается к моей трёхнедельной трёхцветной бородке: – А что это за земля? Как называется?

      – Аравия. Там девочкам можно замуж с семи лет. Тебе сейчас сколько?

      – Восемь, – Алечка быстро пожимает загорелыми плечиками (она всегда так делает, когда неожиданно озадачена и волнуется), – смотри, смотри, вон ещё краб вылез!

      Жёлтая машинка на восьми пуантах застыла на отутюженном уклоне с клешнями наизготовку. На фоне дальних валунов выделились тёмные точки – целая компания. Ползут вдоль белой полосы в нашу сторону. Приближаются.

      Что за перенаселённая страна – вот тебе, пожалуйста, нигде не уединиться, ни леса тебе, ни полей – всюду, где только можно, всё сплошь застроено, один лишь берег морской не занят, да и тут шатаются.

      – А ты был там, в Аравии?

      – Нет, но хотелось бы.

      – Смотри, смотри, вон ещё один выскочил! – Алечка выбрасывает ручку из нашей люльки. – Во, а там ещё краб, и ещё! Смотри! А ты взял бы меня посмотреть?

      – Конечно, Алечка, взял бы, если пустят.

      – Вот всегда, всегда так! – Аля пихает пяточкой ракушку. – Куда хочется, туда и не пускают. Почему?

      – Если очень хочешь – так спрашивай только себя и делай, что хочешь.

      – А разве так можно?

      – Только так и можно, когда очень хочешь. Чем дольше живёшь – тем твёрже в этом убеждаешься.

      Да, а ведь можно, если не дрейфить, можно. Принять то гражданство, зарегистрироваться там и жить с ней в России не таясь. Увезти к себе в обсерваторию. И были бы мы там и наедине, и среди природы. Лет на десять два центра мироздания, а потом, наверно, отпустил бы её – ей будет восемнадцать – дылда, а мне за семьдесят – почётный старикан, а может, и нет, что загадывать. Стал бы ей сам и учитель, и воспитатель, и друг, как у гамадрилов – центру мироздания общество не обязательно. Весь выплеснусь для неё, всё отдам, и