Зависимость от любви. Ольга Александровна Никулина

трогало меня это все. И только мама с ее несчастьем и горем была для меня настоящей катастрофой. Но, кажется, я сам скоро стал для матери и дяди Димы катастрофой. Я то и дело просил отчима быть осторожным, чтобы с ним ничего не случилось. С матери брал бесконечные обещания, что она не будет плакать по нему, если он умрет, и будет веселая. Они мне все это обещали. Я ненадолго успокаивался, а потом снова лип к ним прося заверений и обещаний. А по ночам меня стали мучить кошмары. Я просыпался в слезах, а возле меня стояли и мама и дядя Дима – оказывается, я во сне кричал и будил их. Дядя Дима сказал матери, чтоб та сводила меня к врачу. И я помню этот визит. Мне было стыдно, потому что врач, к которому меня отвела мама, оказался психиатром. Разве я псих? Мне тогда было уже восемь лет, я учился во втором классе. Психиатр смотрел на меня поверх очков, и мне казалось, что он видит во мне что-то такое психически-ненормальное, и чувствовал себя совсем психом. Но ничего страшного не произошло. Врач, выслушав мать, с большим сочувствием поговорил со мной. Несколько раз сказал мне, что все будет хорошо, а маме моей сказал, что если у женщины есть дети, то она в любых обстоятельствах, прежде всего, должна думать о них, а не о своем горе, как бы тяжело не было:

      – Это мы, взрослые, должны заботиться о детях и утешать их, а не они нас!

            Он выписал мне какие-то таблетки, еще раз сказал на прощанье, что все будет хорошо, и мы пошли. А мне понравилось слушать этого доктора о том, что все будет хорошо. Я бы сотни тысяч раз слушал это «все будет хорошо!» А когда мы вышли из поликлиники на улицу, мать моя вдруг стала меня обнимать и целовать:

      – Прости меня, малыш! Прости! Какая я была дура! Прости! – твердила она и плакала при этом. Мое сердце невыносимо сжала боль. Я не мог видеть ее слезы!

      – Нет! Нет! Не плач! Все хорошо! Все хорошо! – гладил я мать по голове, и сам плакал.

      – Это я виновата, во всем виновата я! Плакала при тебе, а ты так переживал! Какая я глупая!

      – Нет! Нет! Ты самая умная! Самая лучшая! И я больше не буду переживать!

      В растрепанных чувствах мы вернулись домой. Мама сразу же дала мне выписанную врачом таблетку, и вообще с того дня окружила меня неимоверным вниманием и заботой. И мне это нравилось. Я даже специально стал напускать на себя несчастный вид, чтоб мама побеспокоилась обо мне, пожалела, поняла как мне плохо. Помогали ли мне таблетки или нет – не знаю. А вот мой несчастный вид перед мамой всегда приносил свои плоды. Мама меня чуть ли не на руках носила, лишь бы только порадовать меня чем-нибудь. Кажется, наши роли поменялись. Раньше я не сводил глаз с ее лица, теперь же она постоянно тревожно смотрела на меня. Теперь я был королем. Но скоро я заметил, что вообще присутствие рядом мамы заставляет мою душу болезненно сжиматься. Мне было тяжело рядом с ней. Вот возле дяди Димы я отдыхал морально. Здесь не нужно было тревожиться, не нужно было корчить из себя страдальца. Дядя Дима постоянно вовлекал меня в свои дела. То мы с ним в гараже пропадали, ремонтируя машину, то он на рыбалку