Пьяные птицы, веселые волки. Евгений Бабушкин

проверил остаток денег – ноль – и лёг у моря. По периметру шла проволока. Но пальмы были как из мультика.

      Целыми днями в отеле поили. Заливая водку газировкой, бармен пел:

      – Ром-тириром! Тириром-ром-ром! Хорошо, друг!..

      Последние пьяные, мы молча валялись на лежаках. И мы не удивились, когда из моря вышел, спотыкаясь, человек.

      Он сказал нам «салам», а потом «бонсуар», но вгляделся в наши странные тапки и толстые лица и на хорошем русском спросил врача.

      – Я дизайнер.

      – Я бухгалтер.

      – Я писатель.

      Он засмеялся и плюнул кровью.

      – Ты нарисуешь мне носилки на песке. Ты посчитаешь дырки в моём боку. А ты споёшь, пока я сдохну.

      Море сделало долгое «шшш» и застыло, и я спросил, каких ему песен.

      Он лёг на пляж, сказал, что всё сейчас исчезнет и что хотелось бы наоборот.

      И я спел, как всё возникло.

      Встал в пять, пошёл работать

Воскресенье

      Уволили, а всё равно встал в пять. Пошатался по тьме, лёг обратно. Надо было как-то жить. А как жить.

      Обнял себя от ужаса, не помогло.

      Посмотрел в окно. Посмотрел в другое.

      – Свет, – сказал.

      И настал одинокий день. Пустой, пустейший совершенно.

Понедельник

      Любил порядок и чтобы всё по-честному. Избегал дождя и разговаривать. Слова и капли всё не вставали как надо.

      Работал уборщиком, потом уборщиком, потом уборщиком, потом старшим уборщиком – руководителем бригады.

      Что-то такое зачем-то нашли в бумагах, какую-то гнусь, какой-то лаз, и уволили из порядка в хаос легко и не заплатив.

      Уравняло с дождём.

      А вот и хорошо, что некуда идти. Сверху ливень без конца, снизу лужа без начала. Так всё бесформенно, что и незачем идти, и не надо.

      Стоял и стоял у окна, ждал в этой жиже хоть кусочек твёрдого. И на секунду появилось небо.

Вторник

      В холодильнике нашлись гнилая зелень и огурец. Зелень понюхал и выбросил, огурец разломил и съел.

      Стал считать, сколько осталось денег, сколько можно на них купить огурцов и сколько нужно их в день, чтобы выжить.

      Выжить не получалось.

      А кто-то, подумал, ездит на море. Кто-то, подумал, ездит на светлые острова.

Среда

      А раньше даже писал стихи. Не хотел убирать офисы, а хотел космонавтом, а лучше астрономом, чтобы самому никуда не летать, а смотреть на них в трубу. На самом деле там, в трубе, не видно никаких деталей, а всё такое же говно, но крупным планом.

      Настала снова ночь, из тучи выпали луна и звёзды. Когда-то выучил, чтоб веселить девчонок, всё небо наизусть, но всё, забыл. Вот разве что Медведица, вот звёзды с краешка ковша и до кончика ручки: Дубхе, Мерак, Фекда, Мегрец, Алиот, Мицар, Бенетнаш. В детстве верхом на Мицаре сидела совсем незаметная звёздочка, но то ли звёздочка пропала, то ли сам состарился. Не вспомнил имени – видимо, выдумал.

Четверг

      Вымыл посуду. Вымыл полки. Вымыл пол. Постоял. Постоял. Постоял. Вышел. Или слишком рано, или слишком поздно. Нигде и никого.

      Сквозь остатки дождя уже проступили дороги. Постоял на углу. Посмотрел наверх, увидел безымянную чёрную птицу. Птицы всегда одинаковые, как буквы. Посмотрел вниз, увидел жабу. Удивился. Давно – возможно, никогда – не видел жаб вживую.

      Вернулся домой. Вымыл пол ещё раз.

Пятница

      В офисе ждали мужчина и женщина. Мужчина блестел, будто его только сделали. Женщина была одета так хорошо, что казалась голой. Она пилила ногти, а мужчина ел из картонки что-то полезное, травы и семена, и задавал, жуя, вопросы.

      – Претендуете на вакансию младшего менеджера по клинингу. Почему?

      – Хочу порядок.

      – Чем привлекла вакансия в нашей компании?

      – Не понимаю вопроса.

      Женщина хихикнула.

      – Кем видите себя в нашей компании через десять лет?

      – Через что?

      – Десять лет.

      – Не понимаю вопроса.

      Женщина хихикнула. Мужчина вздохнул.

      – Ладно. Берём. Свободны до послезавтра.

      Пошёл домой, и снова было всё определённо, всё нормально, нет, не нормально – очень хорошо, всё – так! Сел на скамейку послушать мир, закрыл глаза, и под веками проступило то детское небо и та забытая звёздочка:

      – Алькор!

      И люди – заметил вдруг людей – обернулись на крик.

Суббота

      Спал всю субботу. Думал: порядок! Написал стихи. Но, конечно, никому не показал.

      И настал одинокий день.

      Было