Осколки чести. Лоис Макмастер Буджолд

Форкосиган. – Я знаю, где взять новый. Вы можете идти?

      – Не знаю.

      Корделия заставила себя подняться на ноги и прижала руку к раскалывающейся голове.

      – Это всего лишь сотрясение мозга, – без тени сочувствия заметил Форкосиган. – Прогулка будет вам на пользу.

      – Далеко идти? – охнула она.

      – Примерно двести километров.

      Корделия снова упала на колени.

      – Желаю приятно прогуляться.

      – Я прошел бы это расстояние за два дня. Наверное, вам понадобится больше, хотя вы и геолог, или кто там еще…

      – Я астрокартограф.

      – Встаньте, пожалуйста.

      Он снизошел до того, что поддержал ее под локоть, помогая подняться. Казалось, ему почему-то не хочется к ней прикасаться. Она промерзла до костей: тепло его руки ощущалось даже через толстую материю рукава. Форкосиган начал решительно подталкивать Корделию вверх по склону.

      – Вы серьезно? – изумилась она. – И что вы собираетесь делать с пленной во время форсированного перехода? А если я размозжу вам камнем голову, пока вы будете спать?

      – Я рискну.

      Они добрались до края ущелья. Тяжело дыша, Корделия уцепилась за какое-то тоненькое деревцо и с завистью заметила, что Форкосиган даже не запыхался.

      – Ну, так. Я никуда не пойду, пока не похороню моих офицеров.

      – Пустая трата времени и сил, – раздраженно проговорил он.

      – Я не оставлю их на съедение зверям. Понятно? Может, ваши барраярские головорезы лучше умеют убивать, но ни один из них не мог бы умереть более достойно.

      Секунду он молча смотрел на нее (лицо его оставалось непроницаемым), потом пожал плечами:

      – Хорошо.

      Корделия начала пробираться вдоль края ущелья.

      – Я думала, это было здесь, – озадаченно сказала она. – Вы его куда-то перетащили?

      – Нет. Но в его состоянии нельзя было далеко уползти.

      – Но вы же сказали, что он мертв!

      – Он почти мертв. Мертв его мозг, хотя тело все еще живо. Видимо, импульс нейробластера не задел мозжечок.

      Корделия зашагала по помятой траве, Форкосиган молча следовал за ней.

      – Дюбауэр! – Она бросилась к фигуре в бежевом комбинезоне, скорчившейся в папоротниках. Услыхав ее голос, он перевернулся, резко вытянулся, – и вдруг судорога потрясла все его тело; по нему словно пробегали какие-то волны, губы растянулись в странной ухмылке. «Замерз?» – изумленно подумала она, опускаясь на колени, но тут же сообразила, в чем дело. Вытянув из кармана платок, она поспешно сложила его и засунула ему между зубов. Губы мичмана были прокушены во время предыдущих приступов. Примерно через три минуты дрожь прекратилась, он вздохнул и снова обмяк.

      Она озабоченно осмотрела его. Дюбауэр открыл глаза и, беспомощно ловя ее руку, издал что-то вроде жалобного поскуливания. Она, успокаивая, погладила его по голове и вытерла с подбородка кровавую пену. Раненый затих.

      Корделия повернулась к Форкосигану. Слезы ярости и боли застилали ей глаза.

      – Он не мертв! Вы лгали!