Планета Афон. Крестный Ход. Мигель Severo

инструментом и влажными салфетками. Подошло время заканчивать тары-бары и вспомнить о том, что мы хоть и высшие, но всё же млекопитающие, и ничто человеческое нам не чуждо. Тем более после стольких мытарств и томительных ожиданий в аэропорту.

      Должен сказать по секрету, что главное в трапезе – это принимать её умиротворённым, чему архиспособствует чувство исполненного долга и усердная молитва. Не будь поставлена точка в нашем разговоре, трапеза не показалась бы мне настолько благодатной.

      Мысль текла уже в направлении будущего паломничества, посему и по завершении трапезы мы больше не возобновляли обмен мнениями и шустренько отдались во власть сновидений…

      И снова перенесёмся в Изумрудный город. Снова мы вместе с моими братьями по вере, и снова, вот уже в который раз в предвкушении приключений и соприкосновения с вечностью. Потому что всё созданное тварным усердием, тленно и бренно в этом мiре. Незыблемым и нетленным всегда будет только то, что угодно Всевышнему, а потому и мощи святых также остаются нетленными, дабы не было сомнений в божественности создания нашего мiра.

      Каблуки наши чинно отбивали реквием по мраморным плитам, которые ведут к заветной двери архондарика Свято-Пантелеимонова монастыря. А там нас ждал радушный приём, райское угощение и долгожеланный отдых до повечерия.

      Но… как иногда обманчивы бывают ожидания, если тварные создания в очередной раз забывают о том, что в Своём Уделе всем управляет Богородица. А наше дело – горячая молитва.

      Ибо «просите, и дано будет вам; ищите, и обрящете; стучите, и отворят вам» [Мф. 7;7]. Но кто из нас вспоминает строки Священного Писания, кроме, разве что когда фэйсом об тэйбл?

      Глава II. «Послушание»

      Один человек проделал долгий путь по суше и по морю и явился на Святую Гору, чтобы увидеть прославленного старца.

      Придя в монастырь, сначала поинтересовался о нём.

      – Скажи, какие чудеса творит ваш авва? – спросил он у молодого монаха.

      – Смотря, что называть чудом, – ответил тот. – У вас в мiру принято считать чудом, если Бог исполнит чью-то волю. У нас же считают чудом, если кто-то исполнит волю Бога.

* * *

      Порог архондарика стал для нас как бы зримой границей, разделявшей два мiра: напоённый солнцем, благоуханием субтропической растительности и морского прибоя уголок земного рая; и рукотворный – томящийся в полумраке, наполненный суетой, неистребимым запахом толпы и звоном посуды.

      Поначалу, затворившись от жары, мы даже почувствовали лёгкое блаженство в сравнении с изнуряющей солнечной активностью. Таковое обычно ощущаешь, воротясь домой после длительного отсутствия по казённой надобности.

      Но мятущаяся душа после баньки, трапезы и блаженного сна уже томится неволей и, подобно птице счастья, снова рвётся из пут и всех сухожилий в очередной вояж за приключениями.

      Монастырский буфет, по прошествии совсем малого времени, обдав нас волной