Таня Гроттер и проклятие некромага. Дмитрий Емец

сказала Катя Лоткова.

      Ягун так и подскочил от негодования.

      – И ты, единственная из моих любимых женщин, разделяешь общее заблуждение! Подзеркаливал!!! Я? У меня что, было зеркало? Ты его видела?

      – Ягун! Не придуривайся!

      Играющий комментатор вздохнул и попытался стать серьезным.

      – Ну, так и быть. Кое-что я разнюхал, но расскажу чуть позже. На самом деле то, что я понял, очень путано и нуждается в дальнейших пояснениях, – заявил он.

      По галерее они вышли на стену. Тут сразу обнаружилось, что пока они были в магпункте, в Тибидохс успели прибыть Семь-Пень-Дыр и Жикин. Из лопухоидного мира они летели вместе. Жикин, мокрый с головы до ног, прыгал и пел, размахивая шваброй с пропеллером. Он весь был – сплошной восторг. Его правую щеку перекосило, точно от флюса. Зато желвак, который был прежде на скуле, исчез совсем.

      Семь-Пень-Дыр сразу кинулся к Ягуну, потянул его за рукав и зашептал:

      – Это настоящий псих! Полный придурок!

      – Кто? – не сразу понял Ягун.

      Жикин захихикал и, сделав шваброй фехтовальное движение, ткнул Семь-Пень-Дыра в спину.

      – Это я! Я! Я!.. Пока, жалкие субъекты! – запел он и, хохоча, скрылся на лестнице.

      – По-моему, Жикин спятил. Пока я с ним летел, у меня было чувство, что я пациента из дурдома сопровождаю! Причем в самом начале вроде нормальный был… – сказал Семь-Пень-Дыр.

      – А потом что?

      – Я и сам не понял. У него вдруг вздулась щека, и он стал нести чушь! А потом как прыгнет в океан. Хорошо, мы низко летели. Пришлось вытаскивать! – пожаловался Семь-Пень-Дыр.

      Таня озабоченно посмотрела на ступени, на которых остались мокрые следы.

      – С Жикой что-то происходит. Я еще когда по зудильнику с ним говорила – поняла, – сказала она.

      – Да ну, ерунда! По-моему, у Жики вечно так. Если он и дружил когда-то с головой, то только на уровне: «Здрасьте – до свидания!» – заявил Ягун.

      – Можно подумать, ты у нас с головой всегда дружишь! – обиженно сказала Лоткова, которая все никак не могла простить Ягуну любви к собачкам.

      – Не особо дружу, но я хотя бы вменяемый! – нравоучительно произнес Ягун.

      – В смысле? – не поняла Катя.

      – Есть такая штука: элементарная человеческая вменяемость. Это когда ты можешь спокойно оставить на столике в кафе зудильник и выйти вымыть руки, зная, что подруга не полезет читать твои сообщения. Это когда не выдают секретов, не плюют в суп, не врут по мелочам в глаза; уронив одну из двух булок, не дают тебе уроненную – и так далее, до бесконечности. Так вот: у меня эта вменяемость есть, а у Жикина ее нет и никогда не было. Именно поэтому мне на него глубоко начхать.

      Таня пожала плечами. Может, рассуждая про вменяемость, Ягун и прав, но с Жориком явно что-то не так. Причем проблема совсем не в его человеческой порядочности.

* * *

      Гробыня с Гуней примчались часов около трех. Увидев Таню, Гробыня бросилась к ней, точно желая заключить в объятия, но в последний момент резко притормозила и трижды клюнула воздух возле щек Тани. Максимум, что Таня ощутила,