Страсть и притворство. Сьюзен Джи Хейно

глазеть сколько заблагорассудится.

      – Это неприлично, сэр! – послышался возмущенный мужской голос.

      – Да, мне это тоже представляется несколько необычным, – ответил другой.

      Это был глубокий голос, такого тембра и окраски, что Пенелопа непременно узнала бы его, услышь она этот голос снова. Она в этом не сомневалась. Это был хороший голос, теплый, радостный и уверенный. Она с легкостью представила себе, что его владелец, произнося эти слова, улыбается. И в глазах его пляшут озорные искорки.

      Еще она могла допустить, что человек этот был подвыпившим.

      – Но, сэр! Ваша ладонь лежала на э-э… руке моей жены! – вознегодовал первый голос.

      – Нет, сэр, – поправил его второй. – Моя ладонь лежала на э-э… груди вашей жены.

      Толпа ахнула. Кто-то, вероятно, тот, кто негодовал, задохнулся. Обладатель теплого веселого голоса ничего не сказал, хотя вокруг разразился настоящий скандал. Пенелопа решила, что должна обязательно взглянуть на этого человека.

      Заметив у соседней стены стул, она, приподняв подол юбки, устремилась к нему. Наверняка в подобной сумятице никто не обратит внимания на вставшую на стул женщину с белокурыми локонами. Пенелопа взобралась на сиденье и схватилась для устойчивости за папоротник, надежно распятый – как она надеялась – на гипсовой колонне.

      О, теперь она увидела мужчин. И в одном без труда узнала хозяина дома, лорда Берлингтона. Выглядел он, как обычно: красный, толстомордый и возмущенный. Второй оказался совсем иным. Пенелопа с удивлением затаила дыхание.

      При всей культурности речи и теплоте тона вид мужчины совсем не соответствовал его голосу. Она ожидала увидеть человека энергичного и лихого, который живет своим умом и среди прочего получает удовольствие от интеллектуальных разговоров. Человека, знающего толк в тонких спиртных напитках и свысока взирающего на тех, кто ниже его по положению. Денди, который привык к восхищению и чьего расположения добиваются. Таким он представлялся ей, если судить по его голосу.

      Но то, что предстало глазам Пенелопы, отнюдь не совпадало с ее представлением.

      Господи, это был настоящий бродяга! Неопрятный, нечесаный, с засохшей грязью в волосах и на бакенбардах и многодневной щетиной на лице. А его одежда и вовсе пребывала в бедственном состоянии. Даже если бы он оделся так, чтобы убирать из конюшен навоз или пахать землю, то и в этом случае казалось бы, что явно перестарался с выбором. Его вид внушал ужас и отвращение!

      Тут он тоже ее заметил. Их взгляды встретились, и Пенелопа для устойчивости схватилась за папоротник. Он улыбнулся, и она почувствовала, как стул под ее ногами поехал.

      – Если вы дадите мне сказать, Берлингтон, – обратился мужчина к пылающему от гнева собеседнику, не отрывая глаз от Пенелопы. – Я пытался объяснить вам, что вы сделали поспешный вывод относительно своей жены. Я входил в комнату, когда она выходила, и мы просто столкнулись. Вот и все.

      – Но вы находились с ней наедине.