Леди-наследница. Алисса Джонсон

чихать.

      Она оторвала глаза от речки и глуповато заморгала.

      – Что-что?

      – Притворитесь, что у вас аллергия на кошек, цветы или что-нибудь еще, что окажется поблизости, и отговоритесь приступом чиханья.

      Она издала какой-то сдавленный звук, который мог быть смехом, но с таким же успехом и выражением удивления и неверия.

      – Вы шутите?

      – Ничуть. Вам придется как следует посокрушаться, разумеется, и убедительно изобразить страдания. Ваша основная задача – добиться сочувствия к своему положению.

      На сей раз это определенно был смех.

      – Не уверена, что смогу убедительно изобразить приступ чихания.

      – Должно же быть что-то, в чем вы хороши, Уиннифред. Сосредоточьтесь на своих сильных сторонах. Вы играете на каком-нибудь музыкальном инструменте?

      – Боюсь, нет.

      – Акварель, наброски?

      – Нет.

      – А петь умеете?

      – Не слишком хорошо.

      – Французский знаете?

      Один уголок ее рта приподнялся кверху.

      – Немножко.

      Она откашлялась и стала перечислять список французских ругательств, настолько цветистых, настолько непристойных, что среди них даже нашлось одно-два, которых он никогда раньше не слышал.

      Он с минуту таращился на нее, разинув рот.

      – Да, положение дел действительно весьма печальное, когда юная леди может превзойти в сквернословии морского капитана. Или, может, просто курьезное. Я еще не решил. Где, скажите на милость, вы этому научились?

      – Там и сям. – В ее улыбке отражались гордость и озорная радость от того, что она изумила его.

      – Французские ругательства нельзя услышать там и сям.

      – Можно, если меньше чем в пяти милях есть тюрьма, в одном крыле которой держали французских солдат.

      – Ах да. – Он слышал, как жители Энскрама говорили о маленькой и относительно новой тюрьме и с признательностью, и с недовольством. Они, конечно, недовольны такой близостью к их домам отбросов общества, но определенно не против возможности подзаработать деньжат. – Полагаю, несколько отборных французских словечек неизбежно должны были просочиться в город. Стоит ли мне спрашивать, где и как вы умудрились подцепить их?

      – Не стоит.

      – Так я и думал. – Он встал и, положив палец ей под подбородок, приподнял лицо и вгляделся. Румянец вернулся к щекам, и уныние из глаз ушло. – Немного лучше?

      При его прикосновении она замерла. Глаза метнулись к его рту.

      – Да. Спасибо.

      Не следовало ему вновь дотрагиваться до нее. Он знал это еще до того, как протянул руку. Но был не в силах остановиться. Как не в силах был не провести большим пальцем вдоль скулы и не вообразить, каково было бы попробовать ее на вкус прямо там, где кожа такая мягкая и тугая. Легкий поцелуй, короткое прикосновение языка, мягкое скольжение зубов…

      Потребовалась огромная сила воли, чтобы дать руке естественно упасть. Желание отдернуть ее было почти таким же сильным, как желание обхватить пальцами затылок и привлечь Уиннифред