Туман и Молния. Книга V. Ви Корс

до них, а они, конечно, не могли не видеть всего этого. И хотя периодически врач делал мне вливания, чтобы я окончательно не загнулся, всё равно, думаю, это было не слишком приятное зрелище. Наверное, потом они привыкли. Поняли, что я не загнусь, мне не дадут, не отпустят так просто. А потом игрушка окончательно надоела, меня перестали таскать из камеры так часто, я получил передышку, и у меня появилась возможность соображать. И тогда я увидел их. Как я уже говорил, обратил на них внимание сначала из осторожности, ну а потом уже просто из интереса.

      Они были из знати. Знатные преступники, угодившие в тюрьму, что может быть глупее! Впрочем, в большинстве своём, они были знатной опустившейся мразью. Верховодил один, уже довольно пожилой, и надо отдать ему должное, делал он это достаточно грамотно и даже справедливо. Остальные безропотно слушались его. Их было человек двадцать. Но не их главарь привлёк моё внимание, нет, среди них я вскоре стал выделять другого. Наверное, просто потому, что увидел, он также молод, как и я.

      Он был самый молодой из них. Ему никогда не приносили передач, и не вызывали на свидания. Он был тих, и держался всегда как бы немного в стороне от всех. Я никогда не слышал его голоса. Другие не унижали его, но и не привечали особо. Я чувствовал какое-то отчуждение, какие-то границы между ним и остальными. Когда он снимал рубашку, я видел, что его спина была великолепно изодрана плетью, рубцы были уже зажившие, но не слишком давно. Один его глаз был всегда перевязан повязкой. Сначала я ждал, что через некоторое время он её снимет, но шли дни, а он по-прежнему продолжал оставаться в ней, не снимая даже на ночь. И я решил, что он одноглазый. Серьёзное увечье, и отчуждение других, по-видимому, не смотря на его молодость, ему тоже пришлось немало испытать. И это помимо возраста нас сближало ещё больше.

      Он, молча, подчинялся установленным правилам, но никогда, не участвовал, ни в чём по собственной инициативе, предпочитая сидеть, скорчившись у стены, поджав колени к груди и уткнувшись в них лицом. У него были длинные волосы цвета воронового крыла, и, глядя, как они рассыпаются по его коленям, когда он прятал лицо, как они касаются пола, я страдал, потому что, мои когда-то длинные волосы, были безжалостно и позорно отрезаны, и сейчас только едва отросли до плеч. Я, наверное, завидовал ему, тому, что его волосы не тронули, тому, что его не обесчестили, так как меня, моя причёска сейчас была причёской простолюдина, а не знатного воина. Я ни хотел смотреть на него и не мог оторвать взгляд. Я завидовал ему какой-то глупой ребяческой завистью, хотя умом понимал, что завидовать нечему! У него было красивое бледное лицо, наверное, даже ещё немного детское, но уже не здоровое: осунувшиеся впалые щёки, совсем не по детски торчащие скулы, и губы сжатые в одну линию. Проходило время, я окреп, а моё любопытство становилось всё сильнее. И вот, в какой-то момент, не знаю, что на меня нашло, когда он находился поблизости, я вдруг окликнул его.

      Он обернулся, в его взгляде читалось удивление, но не испуг.

      – Принеси мне воды, – попросил