Ад в режиме ожидания. Анастасия Андрианова

эклерами за мучения. Мама уехала, а я ещё валялся, бесконечно прокручивая ленты социальных сетей и оттягивая момент, когда придётся встать и потащиться на другой конец города за несчастными багетами. Не хотелось, блин. Инфантильные желания почему-то труднее всего перебороть, сколько бы лет тебе ни было.

      Пока я, наконец, встал, сходил в душ и позавтракал, было уже глубоко за полдень. Я покормил Умку, нашего кота, в очередной раз проверил сообщения (после того объявления несколько человек попросили помочь с эскизами, и теперь мы переписывались, обсуждая детали), оделся и вышел на улицу.

      День был пасмурный, небо – разведённый индиго, а Мишка сказал бы, что индантреновый синий. Мы постоянно играли в такие сравнения, кто точнее опишет какой-нибудь цвет названием краски. Поднялся осенний ветер, и с тополей у нашего дома уже облетали первые жёлтые листья. Мишка бы сказал: сиенна и умбра. Я застегнул худи до самого подбородка, затянул капюшон и, съёжившись, побрёл на остановку. Ехать далеко, на двух автобусах и ещё на маршрутке, хорошо, что проездной льготный. Можно было бы и на метро проехать половину пути, но я ненавидел его странный запах и шум, а ещё до метро тоже надо было на чём-то добраться, а потом опять на автобусе… Хрен с ним, с метро. Я засунул в уши наушники и включил любимых Deftones. С музыкой любая дорога легче.

      Автобус пришёл почти пустой, кроме меня там была одна старушка с тележкой (что у них там в этих тележках? Кто знает, скажите, прошу!), девушка с ребёнком и дед в тёплой свалявшейся шапке, похожей на бок нечёсаного пуделя. Я сел в самом конце, у приоткрытого окна. Мне всегда нравилось, когда в машине или автобусе задувает свежий воздух, даже если на улице прохладно. Сел, достал блокнот и карандаш и стал делать наброски пассажиров. Особенно старался над дедом, мне понравилось, как его меховая шапка сочетается с кустистыми бровями и колючим свитером. Ехали долго, так что я успел сделать пару набросков улиц, пока автобус тарахтел на светофорах.

      Зато второй автобус, на который я пересел поле этого, встал в страшную пробку, а на следующих остановках набилось немерено людей. Мне пришлось уступить место беременной, забиться в самый конец и терпеть, когда дверь била меня по заднице на остановках. Ко мне притиснулся какой-то мужик, от которого жутко воняло, и я старался дышать через раз, чтоб не стошнило. Конечно, тут ни о каком свежем воздухе речи не шло. Кому-то, как всегда, дуло, и тут все окна были наглухо закрыты.

      Я стоял зажатый в толкучке ворчащих тел, не в состоянии даже протиснуть руку в карман, чтобы переключить песню. Естественно, порисовать тут тоже не удалось, и со скуки я считал белые машины, встречающиеся на пути.

      Опять вспомнилась Ленка, и я даже разозлился на себя: ну с чего всё время в голову лезет? Ну не влюбился же я в неё, в самом деле. Я видел тысячи девчонок куда красивее неё, а влюблялся лишь пару раз. Я подумал, что раз она спросила, не искусствовед ли я, значит, может, сама учится на искусствоведа? Явно курс второй-третий, не первый, но и не старше третьего, выглядит совсем юной. Значит, можно посмотреть на первом этаже расписание искусствоведов и подождать