Игры с богами. Я – монстр?. Николай Иванович Липницкий

высокие башни муравейников прятались в их тени, а назойливая сойка встретила нас своим стрёкотом. Погода стояла хорошая, редкие облачка кудрявились в синем небе, а лёгкий ветерок ласкал моё лицо. Буран остановился, принюхался и побежал куда-то в сторону. Я потянулся ментально к нему и почувствовал его любопытство. В ответ мне была прислана картинка каких-то развалин. Интересно, что там он ещё нашёл.

      Я пошёл следом и увидел в траве каменные фундаменты и разбросанные по земле брёвна, из которых когда-то были сложены срубы. В ответ на прикосновение ладони к осклизлым трухлявым брёвнам, мне пришло Знание. Я, вдруг, увидел, как что-то чёрное надвигается на красивую деревню с добротными домами и вольготными, широкими дворами. Эта сила была настолько жестокой и неумолимой, что жители в страхе разбегались, но были подхвачены ураганом и, буквально, вбиты в землю, а дома разваливались, словно сделанные из соломы или веточек.

      Это была деревня хранителей. Кто же ещё мог жить здесь, в этой долине? Где же они, тогда? Я осмотрелся по сторонам более внимательно. Вот они. В траве тускло отсвечивал белизной человеческий череп. В голове полыхнуло страхом и перед глазами появилось лицо светловолосой женщины с искажённым ужасом лицом. Я пригляделся и под пышным кустом жимолости увидел выбеленную временем грудную клетку. Душу обожгло злостью, и бородатый мужик перед моим внутренним взором раскинул руки, пытаясь противостоять неумолимой тёмной силе. Значит, точно погибли. Никуда не смогли уйти. Все тут лежат. Где-то должны быть ещё деревни, но, вряд ли они в лучшем состоянии. Эрлик от хранителей камня на камне не оставил.

      Наконец, мы вошли в лес. Сразу стало прохладней, и мы пошли веселей. Только сойка доставала своей трескотнёй и реально действовала на нервы. Пришлось её слегка пристукнуть ментально, и она, стрекотнув напоследок, заполошно взмахнула крыльями и испуганно улетела, так и не поняв, что её напугало. Стало тише, и только где-то далеко затеяли свару птицы. Но это не раздражало. В кустах возились, попискивая мыши, по стволу спустилась белка с редким, словно общипанным хвостом и уставилась на нас любопытными глазами-бусинками.

      Буран внезапно насторожился, передал мне сигнал опасности и бросился в кусты. Что-то тренькнуло, и навстречу ему вылетела стрела, кустарно изготовленная из обыкновенной арматуры. Был бы мой пёс живым, быть бы ему нанизанным на эту железяку. А, тут, стрела просто пролетела сквозь мыслеформу, не причинив ему никакого вреда, зато Буран не сплоховал, и, через минуту, уже вытаскивал из кустов щупленького парнишку лет двадцати одетого в какие-то лохмотья, с кожаным ранцем за спиной, чехлом, сшитым из заячьих шкурок и забитым такими же арматурными стрелами на поясе, стареньким Калашниковым за плечами и самодельным арбалетом в руках.

      Парнишка был напуган, и я его понимал. Помню, как сам чуть в штаны не наложил, когда на нас белые волки выскочили, которых пуля не брала. Он не мог не видеть, что попал, потому что стрелял в упор. А стрела пролетела сквозь тело и