Трюфельный пес королевы Джованны. Анна Малышева

были закрыты. Марина взглянула на часы:

      – Да, глушь. Тут все закрывается в семь. Жизнь замирает. Идем скорее, пока еще народ на улице…

      Она храбрилась, но последнее замечание дало художнице понять, что Марине тоже страшновато в этом глухом поселке, где останавливались далеко не все электрички. Женщины пошли быстро – по утоптанной дорожке, ведущей вдоль высоких заборов. Резкий скрип снега под их подошвами свидетельствовал о том, что морозное дыхание, тянувшееся из леса, Александре не почудилось. «А в Москве оттепель, влажная духота, невозможно полной грудью вздохнуть, как будто что-то давит… Всего-то отъехали на пятьдесят километров к северу, и совсем другой климат!»

      Марина внезапно остановилась. Александра, шедшая чуть позади, по пятам, едва не столкнулась с ней.

      – Пришли. – Марина принялась стучать в кованую железную калитку, сперва кулаком, затянутым в перчатку, потом ногой. – Погоди, сейчас нас впустят.

      – А если никого нет дома?

      – Да он всегда дома, всегда! – с внезапным раздражением ответила Марина. – Он еле передвигается, особенно в сырые и холодные месяцы. Разве что летом выползает в сад. Ноги больные, да и спина… Я не знаю, что у Птенцова здорового осталось.

      – Постой! – изумленная, воскликнула Александра. – Но ведь это не… не тот самый Птенцов?!

      – Вы разве знакомы? – Марина прекратила стучать и обернулась. В сумраке трудно было рассмотреть ее лицо. – Я никогда от него твоего имени не слышала. Да и ты о Птенцове не упоминала.

      – Я думала, он давно умер… – вырвалось у художницы.

      Марина рассмеялась:

      – Так думают очень многие! Кстати, если ты ему скажешь, что считала его покойником, Птенцова это очень развеселит. Он человек с юмором.

      – Но зачем ты стучишь, если он не может открыть?

      – Тут есть кому открыть… – Женщина перегнулась через калитку, пристально разглядывая слабо светившиеся по фасаду одноэтажного бревенчатого домика окна. – Не думаешь ведь ты, что он в таком состоянии может жить один! Вот, услышала… Идет!

      И в самом деле застекленное крыльцо, до этого темное, вдруг осветилось изнутри. Сквозь одинарные, покрытые плотной изморозью стекла показались смутные очертания движущейся фигуры. Спустя секунду наружная дверь распахнулась и на пороге остановилась женщина в наброшенной на плечи длинной шубе. Задержавшись на верхней ступеньке, она вглядывалась в темноту. Марина окликнула ее:

      – Это я, Лена, открой!

      – Ах, вот кто это! – густым грудным голосом ответила женщина и торопливо направилась к калитке. – А мы уже чаю попили и спать хотели ложиться… Старику сегодня нездоровится. Ты не одна?

      – Это моя подруга, Саша, – представила ей спутницу Марина.

      Женщина приветливо кивнула:

      – Рады гостям, заходите. Сейчас валенки дам, в доме сыро… Печь еще не протопилась.

      В сенях Александре выдали огромные валенки – с низко обрезанными голенищами, подшитые. Сняв