Или победить. Или умереть. Юлия Владимировна Букатова

голову, нахмурив брови. – Ты про церковь говоришь?

      –При чем здесь церковь? Бог и церковь, несопоставимые вещи. Я говорю про веру, и в данном случае я не могу себя пересилить и поверить, что все мы под защитой кого-то более сильного, чем мы, и что он поможет в случае чего. Я в себя верю, этого мне достаточно.

      Я вновь нахмурилась, не в силах понять, что имеет в виду папа, но поразмыслив, поняла, что я не могу объяснить, почему верю, как и отец не мог сказать, почему не верит.

      Отец отпустил руку, и волосы упали вниз, полностью закрывая собой спинку стула.

      –И так, мадемуазель, что желаете? Или мне уже называть вас мадам? – живо протараторил отец, и я рассмеялась, на несколько секунд почувствовав, как хандра отходит.

      –Пока побуду мадемуазелью, пожалуйста. – С энтузиазмом и довольно важным видом кивнула я, – собери волосы заколкой, чтобы они чуть касались плеч, а впереди оставь пряди, они сегодня удачно вьются.

      –Дай и мне собрать ее, – смеясь, мама шуточно насупилась, подходя к нам с отцом, – или ты хочешь забрать у меня самое интересное?

      Папа резко отдернул руки, и, улыбаясь, оповестил:

      –Сварю кофе, я ведь обещал.

      –Тройную порцию, пожалуйста.

      Мама, взявшая волосы в руки, замерла, шире раскрыв свои и без этого большие глаза, удивленно глядя на меня.

      –А тебе дурно не станет? – усмехаясь, но все же с отголосками строгости поинтересовалась она, но я покрутила головой, мол, не станет, все хорошо. – Тройная порция, Каллет.

      –Я так хочу спать, – я поморщилась, чувствуя непреходящую дремоту, накатывающую на тело, словно резкими порывами ветра, и сколько бы я не старалась, ее не получалось согнать. – А солнечный свет режет глаза, будто по ним ведут ножом, и до мозга.

      Я плохо соображала, мне было трудно говорить, да и в общем, хотелось лечь на кровать, и беспрерывно смотреть в стену, даже закрывать глаза не хотелось, ведь тогда я бы получила новую порцию боли, сдавливающую виски.

      –Ты моя девочка, – мама ласково поцеловала меня в макушку, улыбка медленно сошла с ее лица, и она заметно напряглась. – Мария-Каллет, вы опять легли спать с мокрой головой? – мама говорила так невозмутимо и спокойно, но с таким расстроенным видом, что я зардела. – Ты понимаешь, что в лучшем случае отделаешься ломкими волосами, а в худшем можешь и заболеть. – Мама с укором покачала головой, закручивая волосы в пучок.

      Я молча кивнула, решив, что выслушаю нотации мамы, хотя скорее, пропущу мимо ушей, но мама вдруг резко замолчала, стиснув зубы и глядя на меня одним из самых взбешенных взглядов, какой был у нее в запасе.

      –Не считай, что сможешь отделаться нотациями, моя милая, я пойду к Диего, и поговорю с ним, чтобы он не давал тебе засиживаться до поздней ночи, а потом наспех мыться и ложиться с мокрыми волосами. – Мама вновь замолчала, взбудоражено вытягивая шею и отводя назад плечи. – Ты и в холодной темаскаль мылась? Мария, я ведь просила помыться пораньше.

      Мама говорила так расслабленно и без укора, что мне стало ужас как стыдно