Когда не поздно простить. Сергей Кулаков

не без страха. Злые здоровые дядьки всегда его пугали.

      Один Валера был равнодушен. Не до пустяков, когда внутри все обрывается каждую секунду.

      – На самом деле, Михалыч, – пропела, будто не замечая грозы, Зоя, – охота тебе сюда таскаться? Сидел бы дома, на пенсии, чего тут интересного?

      – А вот с тобой мне интересно, Петровна, – вдруг растекся лисьей улыбочкой Михалыч. – Когда тут такие красавицы, чего мне дома сидеть?

      Бандитским нырком обогнув Зою, он сзади вонзил ковши ладоней ей подмышки и притянул к себе – крепко. Зоя взвизгнула, дернулась, вырывая бушлат, залилась румянцем, который при ее избыточной румяности казался невозможным.

      – Жена дома, а ты тут к бабам чужим! Пусти!

      Михалыч меру знал – разжал руки:

      – А кто тебя держит?

      – Ты!

      Зоя оправляла бушлат, возмущенная и очень довольная.

      – А ты, Римма Игоревна, что сидишь, скучаешь? – отнюдь не успокоился Михалыч.

      – Замерзла, – басом отозвалась Римма, не оборачиваясь к нему.

      – Так я погрею!

      Михалыч протянул к ней руки, но в виду Валеры далеко не пошел. Ухватил лишь за плечи, помял одним перебором пальцев.

      – Такие розы! – подмигнул он Костику, смотревшему на всякий случай нейтрально. – Сколько красоты в одном месте…

      Римма пару секунд выждала и легким, но четким движением освободилась из рук Михалыча. Хотя руки были умелы – чувствовался охотник.

      Мимолетом она подумала, что Валере так никогда не научиться. Но Валера был ее, а свое она ценила и оберегала. Даже от себя. Здесь она была начеку и опасных мыслей себе не позволяла.

      По привычке Римма глянула на Валеру. Проверяла, оценил ли он ее отпор. Хотя знала, что на такое он не обращает внимания. Внешне, по крайней мере.

      Валера сидел, не моргая, не двигаясь, живя только парой чувств из шести отпущенных. Римма сама не чуждалась радостей жизни, но подобных страданий не принимала. Валеру было жалко, как маленького. Могла бы, посадила на коленки и покачала ласково.

      Но сейчас трогать его было опасно. Это знали все и старались не задевать – себе дороже.

      Грохнули железные мостки за стеной. В дежурку вошел Филимонов, начальник котельной.

      Все притихли: с чем пожаловало начальство?

      Римма сбросила ноги с кресла, сунула сигарету в пепельницу, выпрямилась – первая ученица в классе.

      Зоя отступила в угол, к вешалке, но не уходила: сейчас будет самое интересное. Начальство просто так не приходит.

      Костик оторвался от смартфона – Филимонова он чтил безмерно. Слесаря сидели внешне равнодушно. Валера страдал, и сейчас любое начальство ему было нипочем.

      – Что с трубой? – спросил Филимонов.

      – Сделали, что! – грубо ответил Михалыч.

      Филимонов, моложавый и франтоватый, грубости не заметил. Тут это быстро отмирает. Все грубят всем, это нормально. Как на войне. Главное, чтоб дело делалось.

      – Вваривали?

      – Ага, – отозвался Павел.

      – Большой кусок вырезали?

      – Все