Гранатовый пепел. Альберт Светлов

ельской системе Ridero

      Колибри

      Твоя душа покидала тесную для неё Землю,

      Остановив миндальное сердечко радужной колибри,

      Омытой тёплым тропическим ливнем Амазонии.

      А я с гудящей головой прямо по лужам брёл

      С деревенского кладбища, согревая в карманах куртки,

      Заштопанной тобою накануне Первомая,

      Чуть подмороженные фиалковые яблоки,

      Забытые кем-то в простреленном из дробовика пакете.

      Твои поминки я проспал в нетопленой бане,

      Провонявшей вениками, прокопчённой берёзовым дымом,

      Ослепшей и оглохшей, но шепчущей бабушкины сказки.

      Одна из них начиналась с того, что я проспал твои поминки

      И наутро сбил с заиндевевшей двери кладовки,

      Запертой ключницей в прошлом полугалантном веке

      Кованый замок позолоченной Александровской эпохи,

      Ловко орудуя ломом, словно всю жизнь

      Только этим и занимался.

      И, глотая слёзы, примерил фронтовые кирзачи деда,

      Спрятанные в дальнем углу под окровавленным отцовским кителем,

      Подобрав с пола свёрнутую в трубочку записку,

      Бредящую выгоревшими чернильными строчками,

      Адресованными Орфею неприкаянному,

      Без раскаяния ищущему любимую

      Закоулками Аидова царства в мятых сапогах деда,

      В батином испачканном кровью пиджаке

      И с пририсованными гранатовым пеплом кошачьими усами.

      Джинсовый ангел

      Взъерошенный ангел с расписными ножнами

      На ремне рваных линялых джинсов,

      Метущих дорожную пыль

      Бахромой грязных ниток,

      Позвякивает серебряными шпорами,

      Простуженно сморкается в правое крыло,

      Заговорщически подмигивает, дружелюбно басит:

      – Братишка, закурить не найдётся?

      Сутки без табака!

      Загибаюсь!

      Представляешь, вчера наклюкался до свинского хрюканья

      Деревенской кислятины

      В таверне «Три поросёнка»

      И хозяин в виде оплаты бочонка сивушной дряни,

      Утащил у меня золотой портсигар

      С благодарственной гравировкой

      Начальника Отдела Небесной Утилизации.

      Каналья! Встанет ему эль с тараканами

      Поперёк ненасытного горла!

      Слышь! А ведь я тебя знаю!

      Ну, точно, странник!

      Всё ищешь?

      Ищи, ищи, авось обрящешь.

      Стучи, и откроют.

      Да меру знай.

      В Мадрид не суйся.

      Альгвазилы взбесились,

      Вздёрнут на ближайшей виселице,

      С благословения маркиза де Карабаса,

      И имени твоего, Орфей, не спросят,

      И в ведомость смертную не внесут.

      Веришь, Старик чуток сожалеет,

      Что втянул тебя однажды вечером

      В дождливую историю с непредсказуемой музыкантшей.

      Хрустит суставами, держит пари с секретаршей,

      Дескать, – кремень, – выкарабкаешься,

      Да чешет за ушком бродячих котов-хранителей.

      Мммм… Дружище! Фух! У тебя недурная махорочка!

      Напоминает сигары седой дореволюционной Гаваны.

      Я там чудил с молодым команданте… Но тсс!

      Чужим не слова, особенно одной парижанке,

      Мурлычущей со сцены: «Padam, padam…»

      Впрочем, вы вряд ли свидитесь,

      Да земля слухами полнится…

      Последуй совету старого волокиты:

      Избегай певичек и актрисулек,

      Они по жизни безмозглые куклы

      С китайским сатиновым сердцем

      И пластиковой заготовкой вместо души.

      Грим постепенно облазит, остаётся гримаса.

      Ладно, пора! Дорога чрез дюны

      Пустынна и продувается ветром.

      Миль пять отсюда до замка де Сиганьяка.

      Заночуй в развалинах Третьего бастиона,

      Я там припрятал флягу кубинского рому,

      Намахни пару глотков за моё здоровье!

      Между сном и явью

      Черта, за которой небытие

      Всегда под ногами,

      Но полустёрта лисьим хвостом иллюзии.

      Сделать шаг

      Или замереть на краю-

      Трудный выбор.

      Лгать