Оазис. Олег Ждан-Пушкин

и краску – ту самую небесную лазурь, но вдруг остановился перед выбором для работы людей. Одни боялись высоты, другие начальства (церковь красить – не красоту в Доме культуры наводить), третьи по каким-то иным причинам казались неподходящими. Время между тем шло, и здоровье убывало.

      Пришел однажды в дом к художнику Челобитому, поклонился в ноги.

      – На тебя надежда, Антон Антонович, – сказал. – Умру скоро.

      – Неверующий я человек, – ответил Челобитый.

      – Неправда это, Антон Антонович. Кажется тебе, что неверующий.

      – Нельзя мне, отец Иван: учитель я.

      – Бог поможет, Антон Антонович. Вот увидишь. Одним разум отворит, другим глаза и уши закроет.

      Когда приблизились к церкви, увидели двух незнакомцев – мужчину и мальца. Оба, задрав головы, глядели вверх. Глянул отец Иван на рыжих и синеглазых и вдруг радостно сказал:

      – Вот тебе помощники, Антон Антонович!

      Так Андрей Соловей очутился на куполе церкви летним днем того трудного года.

      – Начнем? – сказал и осторожно обмакнул кисть в краску. – Ох, красота.

      – Красота! – подтвердил Антон Антонович.

      – Красота, – отозвался отец Иван.

      И наступил уважаемый в тех местах и в то время праздник Иван Купала. Выпал он на воскресенье, красный день.

      Девушки бросили свои венки в воду, и ни один из них не запнулся, не потонул. Парни зажгли на лугу костры.

      Женщины дарили, а девственницы сулили женихам свою любовь.

      В городской больнице родились три девочки и три мальчика.

      И ни один человек не умер в ту легкую ночь.

      Андрей Соловей и Антон Антонович закончили работу, отмывались от побелки и краски, а отец Иван стоял, глядя на купола, сливавшиеся с бирюзой неба. Какие-то слова из писания хотелось вспомнить ему. Ах, да: «Это хорошо».

      Звонарь Игнатий полез на звонницу и через минуту ударил в три колокола. Люди посмотрели на церковь и обрадовались.

      «Радуйся, невесто неневестная!..»

      Не в вере дело, в Начале.

      Зазвенели топоры и пилы после Ивана Купалы.

      Плотники опять стали самыми уважаемыми людьми в городе. А еще печники, кровельщики, столяры, стекольщики, гончары, сапожники…

Легенда о серебряном рубле

      И опять затерялся Андрей Соловей в тихом городе с кривыми улочками и деревянными домами. Опять пошли всяческие нелепицы о нем, россказни, анекдоты.

      Например, будто подрядился однажды чистить колодцы в городе, что, понятно, привлекало множество ребятни с окрестных улиц, и, выдав на-гора десяток бадей песка и мусора, крикнул, чтоб вытаскивали его самого. Выехал, как именинник, из темной прорвы, вылез, как фокусник. «Ну-ка поглядим, что я нашел?.. Ого… Клад!» И подбросил на солнышке что-то блестящее, круглое. Рассмотрели – серебряный рубль, тот еще, дореволюционный, царский. «Эх, жаль, не золотой! – сказал. – Серебро – святой материал». И бросил обратно в колодец.

      Между прочим, тот колодец славился лучшей водой в городе. В серебре дело или еще в чем, трудно