Любить, бояться, убивать. Анна и Сергей Литвиновы

так, чтобы Ярослав отвязался от меня. Навсегда.

* * *

      Принимать у Ольги заказ и брать аванс мы с Пашей категорически отказались. Но когда обиженная посетительница удалилась, Синичкин неожиданно произнес:

      – Римма. Съезди на всякий случай к Ярику.

      Я округлила глаза:

      – Думаешь, он причастен?!

      – А вдруг? Жаль, если парень в беду попадет. Мы и так много горя их семье причинили[4].

      – Брось. Не Ярик это. Даже самый последний алкаш не возьмет заказ у аутиста, – хмыкнула я.

      Паша оставил мою ремарку без ответа. Добавил задумчиво:

      – Как учит наука виктимология, Ольга – классический пример жертвы. Совсем молодая, а сколько всего пережила. Сожитель – уголовником оказался. Угрожали ей, утопить пытались, инвалидом сделали. И алкоголики сейчас редко на прохожих нападают. Тоже прекрасно знают, что по городу кругом камеры. Однако именно к ней привязались. А сейчас еще и Ярика обидела, прогнала. Вдруг он ей мстить возьмется?

      – Ты просто хочешь меня чем-то занять. Чтобы я в офисе не скучала, – вздохнула я.

      – Общаться с людьми всяко полезнее, чем ногти пилить или пасьянс раскладывать, – назидательно изрек шеф.

      Хотела я ему сказать: боишься за Ольгу – сам к Ярику и иди. Вместо своих горных, водных и каких там еще лыж.

      Но Паша все-таки босс. И перечить ему я не решилась.

      Римма

      Мобильного телефона у Ярика не имелось, а домашний не отвечал. Но частному детективу не привыкать являться без приглашения.

      Прежде чем выезжать на адрес, я порепетировала перед зеркалом решительный вид. Но пусть внешне и получалось выглядеть уверенной – непробиваемой, внутри у меня все дрожало. Перед глазами против воли всплывали детали прошлого визита в квартиру Дорофеевых: старший брат Ярика на подоконнике… распахнутое окно за его спиной… растерянная улыбка младшего…

      Федор покончил с собой на наших глазах. Мать, к счастью, не видела последнего полета любимого сына. А когда узнала, что случилось, тихо рыдать в уголке не стала.

      Ее кулак, что летел мне в лицо, Синичкин перехватил. Но рот заткнуть не смог. До сих пор в моих ушах звучит дикий вопль: «Будьте вы прокляты!» Я потом даже (по секрету от убежденного материалиста Паши) ходила к бабушке, и та с меня порчу снимала.

      Мамаша Дорофеева никогда выражений не выбирала и про тактичность ни малейшего понятия не имела.

      Ярик (вскоре после трагедии мы вместе поехали в Псков) сказал мне печально: «Мама сказать, чтобы лучше я умер». И сколько я ни пыталась разубедить его, только повторял: «Федю любить, меня нет».

      С момента гибели старшего Дорофеева прошло полгода, но вряд ли время стало для матери лекарем. Ольга, правда, упомянула: та вроде взялась за ум. Работает. Не пьет. Может, и меня больше не считает убийцей? Однако туфельки на каблуках я, в целях безопасности, сменила на кроссовки. И на голове соорудила уродливую «дулю» – чтобы разъяренная мадам в волосы не вцепилась.

      Чем ближе к цели, тем медленнее я двигалась. Долго и вдумчиво выбирала,

4

Подробнее об этом читайте в романе А. и С. Литвиновых «Брат ответит».