Правосудие любой ценой. Александр Золотько

Повезло, – сказал без выражения Мастер. – Но только слух пошел, что это ты его…

      – Замочил?

      – Подставил, – Мастер рассматривал Гринчука в упор, словно перед расстрелом.

      – Предъявляете? – спросил Гринчук, недобро улыбнувшись.

      – Нет, предупреждаю.

      – Быстро что-то у нас слухи ходят. И у нас, и у вас.

      – Быстро, – согласился Мастер. – Но я в них не верю.

      – Тогда мы можем прощаться, – подвел итог Гринчук. – Со своей стороны я заверяю вас, что не имею к этому расстрелу никакого отношения. И если я обнаружу, что слухи продолжают расширяться, да еще не без вашего участия…

      – Угрожаешь? – спросил холодно Мастер.

      – Предупреждаю. И если кто-то попытается что-нибудь предпринять в мой адрес или в адрес людей, мне близких, то я, уж не обессудьте, оставляю за собой право обидеться. Ву компране?

      – Вполне, – кивнул Мастер.

      – Я никого не обидел? – спросил Гринчук.

      – Все в порядке. Только если решишь, что это я на тебя наезжаю, вначале свяжись со мной. На всякий случай.

      Мастер протянул Гринчуку руку, и тому вначале показалось, что для рукопожатия. Но потом увидел визитку. Взял.

      – Это мой прямой телефон. Если что-то понадобится – звони. Я не хочу ссорится с нормальными людьми, – Мастер повернулся, поморщившись от ветра, ударившего в лицо, и быстро пошел к машине.

      Подменили его, сказал Атаман. Опоили.

      Гринчук подождал, пока «мерседес» Мастера уедет.

      И что теперь должен делать приличный человек? Нормальный. Рассказать кому-нибудь о страхе Атамана? Интересный вариант. Особенно забавно он прозвучал бы в кабинете генерала. Или вот сейчас нужно было сказануть это прямо в морщинистую, как у черепахи, рожу Мастера. И посмотреть, что он скажет. И скажет ли что-нибудь.

      Гринчук подошел к «опелю».

      – Что, Юрий Иванович? – спросил Михаил.

      – Отдай мне мое родное табельное оружие и езжай, наверное, домой, – сказал Гринчук, – а я поеду к начальству. Заодно выясню, каких там дров наломал Браток.

      «Опель» уехал.

      Что с Михаилом, подумал Гринчук? То, что это не срыв – понятно. А как он вообще наступает этот срыв? Мгновенно? Вот только секунду назад это был добряк Михаил, симпатяга и всеобщий любимец, а через секунду изощренная машина для убийства?

      Или все происходит исподволь?

      Спросить у Полковника. Естественно, можно спросить у Полковника. Только что Полковник скажет. И скажет ли что-то вообще. Он в той программе, которая искалечила Мишку, был только завхозом. Финансовая служба вооруженных сил. И поэтому выжил тогда Полковник, когда все остальные, особо умные или слишком информированные погибали и пропадали без вести.

      Полковнику повезло. Он не просто выжил, но и смог унести в клюве историю Михаила, который тогда Михаилом не был. Который был отбракован из той программы, потому, что органически не мог принять необходимость убийства. И который постоянно балансировал на грани срыва. И которого нужно было постоянно подстраховывать, чтобы успеть вывести его из боевого режима. Выключить.

      Ты