Правосудие любой ценой. Александр Золотько

больной человек, к тому же – гетеросексуальный, – Гринчук покосился на дежурного прапорщика на выходе из областного управления.

      Тот тактично отвернулся.

      – Ну, что я могу понимать в шестнадцатилетних мальчиках?

      Дежурный прапор засопел, явно сдерживая смех.

      – Тем более – в семнадцатилетних, – сказал Гринчук и показал кулак прапору.

      – Ну, Юрий Иванович… – протянула Мила просительно.

      – Ладно, – сказал Гринчук, – в последний раз.

      И добавил про себя – в седьмой последний.

      «Джип» Гринчук оставил не возле областного управления, а чуть в стороне, чтобы не шокировать коллег. Там же Гринчук обнаружил «опель» Михаила и, что особенно радовало, самого Михаила за его рулем.

      – Привет, Миша, – сказал Гринчук, подойдя к машине. – Отпустили?

      – Вас ждут, – ответил Михаил.

      Метрах в двадцати дальше по улице стоял «шестисотый».

      – Почему думаешь, что меня?

      – Подходил оттуда паренек, просил, чтобы вы заглянули в их машину. Судя по номеру – машина Мастера.

      Гринчук кашлянул. Посмотрел в сторону «мерседеса». В «мерсе» открылась задняя дверца, но никто не вышел.

      Все идет как-то быстро и как-то раком, подумал Гринчук. Зачем такая суета? Или послать приглашение на фиг? Или?

      Мысленно выругавшись, Гринчук отдал свой пистолет Михаилу и пошел к «шестисотому».

      Его подменили, сказал Атаман. Заколдовали. Опоили.

      — Добрый день, – сказал Гринчук, останавливаясь возле машины.

      – Садись, – пригласил Мастер.

      – Насиделся, спасибо. Лучше прогуляемся, поговорим на свежем воздухе, – предложил Гринчук.

      – Мои знают, что я к тебе поехал, – сказал Мастер. – А твои могут и не понять, когда мы тут гулять начнем.

      – Ничего, поймут. Я, в конце концов, могу со своей агентурой встречаться где мне угодно, – Гринчук даже наклонился к машине, чтобы было видно его знаменитую улыбку. – Стукачи – народ переборчивый. Один хочет встречаться только на лоне природы, другому нравится гулять перед областным управлением.

      – Хорошо, – сказал Мастер, – я выйду.

      Не обиделся, оценил Гринчук. Молодец.

      Мастер был значительно ниже Гринчука, но держался так привычно-властно, что разница в росте была почти незаметна. Во всяком случае – теряла значение.

      – Я слушаю, – сказал Гринчук, когда они отошли на несколько шагов от «мерса».

      Мастер потер ладонью правую щеку. Когда-то, на зоне, отморозил ее. Все давно прошло, а привычка осталась. И для знающих людей служила признаком волнения Мастера.

      – Мне Атаман как сын был, – сказал Мастер.

      Гринчук промолчал.

      – Если б я нашел того, кто в его смерти виноват – замочил бы, падлу.

      Гринчук снова промолчал. В конце концов, какое ему дело до таких вот неофициальных заявлений. Век воли не видать.

      Мастер поднял воротник плаща.

      – Неужели снова похолодает? – не обращаясь к Гринчуку, спросил Мастер.

      Как к