Тень дракона. Александр Золотько

Шатов пытался найти объяснение, понять, почему опера повели себя именно так, но потом перестал ломать над этим голову. Черт с ними. Раздражали фотографии. Мертвые лица, тела, кровь – все это постоянно было перед глазами днем и преследовало ночью.

      Когда опера собиралась обедать, демонстративно не пригласив Шатова, он им был даже благодарен. Аппетита не было совершенно.

      Сегодня они прицепят на стену еще и фотографию Фетисовой, подумал Шатов, глядя на проплывающие за окном машины, дома, людей. И они сами не смогут объяснить, зачем это делают. Делают – и все.

      И они не могут объяснить, зачем вообще происходят убийства. И зачем их связывают друг с другом именно через Шатова.

      Бред. Вся его жизнь превратилась в бред. От смерти до смерти. На мгновение Шатову показалось, что там, за окном машины движутся не живые люди, а только призраки, только тени людей, которые могут в любой момент превратится в пепел, в клочья тумана, в сломанных кукол. Для этого им достаточно только прикоснуться к Шатову. Оказаться у него на пути. Просто дышать с ним одним воздухом.

      И так будет продолжаться до тех пор, пока не умрут все. Пока на пустынных улицах не останется только Шатов и Дракон. И оперативная группа майора Сергиевского. И тогда произойдет финальная битва. А потом все они умрут, и останется только Шатов. Только журналист-неудачник Шатов. Никому не нужный победитель драконов.

      И никуда нельзя было спрятаться от этих мыслей и видений. Дома? Дома его ждал призрак Виты. Подделка. Очень похожая, старательная, но все же подделка. Они даже имя подобрали похожее – Вика. Для них похожее. Для всех похожее, кроме Шатова. Вика – Виктория – Победа. Вита – жизнь. Он не хотел побеждать. Он хотел жить.

      Вика старалась. Она честно готовила завтраки и ужины, даже стирала его белье, но Шатов не разговаривал с ней. «Здравствуй» – «Пока» – «Спасибо».

      Но домой нужно было возвращаться. Нужно было даже звонить иногда в присутствии оперов и предупреждать жену, что задерживается.

      Шатов закрыл глаза, но тут же открыл их. Тошно. Боже, как тошно!

      – Останови здесь, – майор хлопнул по плечу Балазанова, который сегодня выполнял обязанности водителя. Из группы только трое водили машину – Балазанов, Рыжий и оставшийся сегодня в офисе Егор Шорохов, по прозвищу Гремлин.

      – Зачем? – спросил Балазанов притормаживая.

      – Пройдусь в управление, – Сергиевский застегнул куртку, оглядел салон и кивнул Шатову – вы со мной.

      – Ага, – сказал Шатов, – хорошо.

      – Через сколько ждать? – спросил Климов.

      – До утра, – отрезал майор.

      – Так мы ужинаем без вас?

      – Без нас, – майор вышел из машины и, не дожидаясь Шатова, пошел к подземному переходу.

      – Шатов! – окликнул Шатова Климов, когда тот выходил из машины.

      – Что?

      – Береги себя, засранец!

      Шатов молча улыбнулся, глядя в глаза Климова.

      – Что уставился?

      – Я могу идти?

      –