Российское время. Георгий Панкратов

надземный участок, всегда обращали внимание на старый неказистый дом. Тот стоял вплотную к линии, по которой бежали поезда, и пары секунд хватало, чтоб заглянуть в его окна, но не разглядеть толком – кто там и что там. Какие ещё вопросы интересны скучающему пассажиру? Ну, вот главные: что там находится рядом с линией, как там живётся, работается под ежеминутный гул поездов?

      Нормально, как сказал бы Марат Евгеньевич. Нормально работается, а живётся – так, слава богу, не здесь. Едва завал отступал, он и сам садился в метро и, наслаждаясь, прощался с окном собственного офиса из окна вагона. Ну а потом и его поглощала бездна.

      Иногда, если было тепло и время, он не садился на «все эти автобусы, троллейбусы» – брал пару бутылок пива и прогуливался по широким улицам своего района, изученным вдоль и поперёк. Сидел на скамейках, иногда кормил голубей. Однажды заснял даже видео, как голуби, птицы мира, любят друг друга и друг о друге заботятся. Голубок намывал голубку, что-то выклёвывал у неё, чистил ей перья – а та отвечала взаимностью. А как они перемещались, делая всё это! Словно бы танцевали.

      Захмелевший Марат Евгеньевич улыбался, кинул голубям сухариков, которые купил к пиву. Оттолкнул голубок голубку, заворчала та на него, замахала крыльями; клюнув чёрствый сухарь и крепко зажав, отскочил от неё голубок, быстро-быстро, давясь, проглотил. Ухватил на лету следующий. Марат Евгеньевич всё заснял на телефон, думал, видео станет хитом ютуба. Ошибся – не стало.

      Он брал рыбу в магазине возле дома, разливное пиво и садился, как он говорил по привычке, перед телевизором. На самом деле, старый аппарат давно сломался, и Марат Евгеньевич включал прямой эфир телеканала на ноутбуке. Интернет с каждым месяцем становился страшнее, окрашивался в красный цвет, телевидение было проще и главное – более предсказуемо. Ему хотелось отдохнуть, расслабиться, а с интернетом это было невозможно.

      Но и с телевизором удавалось всё реже. Который месяц в тёплых телевизионных студиях разговаривали о терактах. Тяжёлыми утрами, мрачными понедельниками, в круговороте рабочих будней он забывал о них, как и обо всём на свете. Но едва наступал вечер – ему неизменно напоминали.

      Теперь Марат Евгеньевич смутно помнил те дни, когда ещё было страшно. Рвануло в его районе, и без того не слишком благополучном, – а тут сразу три высотки, друг за другом, с интервалом в пять минут. Он выходил на улицу, смотрел издалека, не приближался – наступило тяжёлое оцепенение. Родственников не было, знакомых, из оказавшихся там, – и слава богу. У Марата Евгеньевича в принципе их не было – родственников, знакомых. Когда рвануло на следующий день, уже не выходил. Ещё через неделю, когда взрывы гремели во всех районах, по нескольку раз в день, он перестал бояться. «Страна рыдает, – говорили ему из телевизора, – страна захлёбывается слезами». Но он ничего такого не заметил. Директор его фирмы на работе если чем и захлёбывался, так тем же, чем и всегда: желчью и злобой, что план продаж не выполняется или выполняется со скрипом. «А про теракты – это к