Мародер. Виталий Забирко

из казино. Лёгок на помине!

      Таймстебль сидел на диване и делал вид, что читает газету. Как же, так я и поверил, что читает! Смотрит на неё и слюнки глотает, что не может съесть у всех на виду. Не прав я был, когда утверждал, что постантов в прошлом нечем заинтересовать. Их желудки прекрасно переваривают щелочённую целлюлозу, и газеты для них, почти как для обычных людей шоколадки – вкуснее ржавой плесени. В наше время они книжные фонды всех библиотек подчистую съели. Кто бы из местных мог подумать, что на смену Homo sapiens придёт не предрекаемый высокогуманный Homo novas, а такой вот Postantropos?

      Я машинально жевал бутерброд, запивал пивом и пытался осмыслить ситуацию. Можно встать и уйти, но проблемы это не решит. Если блюститель стабильности прицепился именно ко мне, так просто от него не отделаешься. Проблему надо решать, и иного способа, кроме как идти напролом, я не видел. Беда только в том, что Александр Македонский разрубил Гордиев узел выверенным ударом, а у славян, когда рубят лес, щепки летят. Как бы дров не наломать…

      Допив пиво, я встал из-за стола, решительным шагом подошёл к блюстителю стабильности и сел рядом.

      – Топрый тень, – сказал я. Хотел сказать твёрдо, на чистом русском языке, но внедрённая в сознание лингвистическая программа выдала фразу с американским акцентом. Ещё одна накладка – не готовился я к беседе с таймстеблем, готовился к другому.

      Блюститель стабильности оторвался от газеты, повернул голову и окинул меня равнодушным взглядом. Глаза у него были тёмные, тускло-зелёного цвета, почти как вчерашняя гадость из стакана в баре казино.

      – Здравствуйте, – бесцветным голосом сказал он. – Мы знакомы?

      – А как ше! – заверил я. – Фот уше дискретные сутки. Или пят лет тому фперёт опшехо фремени.

      – Не путайте своё дискретное время с моим, – сухо заметил таймстебль. – Я вас не знаю.

      В отличие от встречи в баре казино, сейчас он обращался ко мне на «вы», мёртвые глаза, цвета тины, ничего, кроме безразличия, не выражали, но я ему не верил.

      – Тохта тафайте снакомитца, – пошёл я напролом. – Тэотор Смит.

      Я специально назвал нынешнее американское имя и, кажется, не ошибся. В тусклых зрачках таймстебля мигнуло что-то ироническое, и я понял, что ему известно и моё русское, и настоящее имя. Зачем он тогда Ваньку валяет?

      – Здесь или там? – прищурившись, поинтересовался он и мгновенно разрушил мою версию. Ирония могла относиться исключительно к именам, а не к тому, что он их знал.

      – Тут.

      – Тут я Игорь Анатольевич Воронцов, – кивнув, представился таймстебль. – У вас, пиллиджер, какие-то проблемы, если обращаетесь к блюстителю стабильности?

      – Моя проплема – это фы.

      – В каком смысле? – подняв бровь, холодно поинтересовался он.

      – Сатшем фы са мной слетите? Неушели в самом теле настолько слопамятны? Фаша оппита на меня в касино не стоит и выетенохо яйтса!

      Воронцов помрачнел, аккуратно