Одесский фокстрот. Татьяна Соломатина

юных дев, а дядя в дорогую полоску меня целью обозначил. Ну то, может, он близорукий.

      – Нет.

      Я вежлива и корректна. Я воспитана и интеллигента. Большую часть времени. Никто не знает, что иногда я превращаюсь в оборотня и страшно капризное чучело. Никто, кроме мужа.

      – Вы одна, я один…

      – Я замужем.

      – Кому и когда это мешало?

      – Мне.

      Ещё мне мешает то, что дядька явно с украинским говорком. А западенцев я не воспринимаю, хоть в льняных рубашках, хоть при часах стоимостью в BMW. Межвидовой барьер у меня с самцами с Западной Украины. Считайте меня половой националисткой.

      Отворачиваюсь. Продолжаю читать письмо от режиссёра. Всей нехилой спиной бывшей пловчихи ощущая взгляд не привыкшего к отказам самца. Ну не пересаживаться же мне задом к мешкам и бронежилетам! Они мне нравятся.

      – С мужем переписываетесь?

      – С режиссёром.

      – Ваш муж режиссёр?

      – Мой режиссёр – грузин.

      Долго переваривает.

      – Шутите?

      О боги, боги!

      – У меня нет чувства юмора.

      Переваривает.

      – Вы из России?

      – Да.

      Забавно отвечать «да» на этот вопрос. Особенно учитывая то обстоятельство, что я прямо отсюда – два квартала наверх, к Воронцову, и четыре налево – к Привозу. Туда меня привезли из роддома, там я и выросла.

      – Я сразу понял.

      – А вы из Винницы?

      – Я из-под Винницы. Родом. Из Хмельника. Как вы догадались?

      – Я сразу поняла.

      Надулся. Ну и кто из нас мальчик? Я же не обижаюсь на то, что я из России.

      Справляется с собой. Бизнесмен всё-таки. Дерибасовская. «Фраполли». Ирландский паб. Не пересаживается. Не посягает. Сидит вполоборота. Вежлив и корректен. Работа мысли располосовывает морщинистый лоб. Ах, девочка, рано вы с пивным мальчиком освободили плацдарм у меня за спиной.

      – Можно, я вас угощу?

      – Можно.

      – Чего желаете?

      Оживляется.

      – Двести граммов докторской колбасы, рулон туалетной бумаги и объединения Украины с Россией.

      Винницкого бизнесмена от меня спасает подошедшая компания его собратьев. Он вежливо извиняется. Я возвращаюсь к своему грузинскому режиссёру, продюсеру-еврею и донельзя туповатому сценарию мыла про рабочие будни сферических акушеров-гинекологов в вакууме целевой аудитории ящика с движущимися картинками. Первый канал. Прайм-тайм. Но непосредственные производители мыльных саг платят мне в разы меньше, чем московское сценарное бюро азербайджанца-посредника молдавскому гастарбайтеру от российской словесности (моему другу, между прочим, так что информация зубодавательная). Забавно. Я знаю, и всё равно работаю. Смертельно больная троюродная сестра подруги меня бы не поняла, потому как только и умеет, что считать чужие деньги. А я уважаю чужой труд. Уважаю труд вообще. Мне доставляет