Путь. Евгений Рякин

пацанам давать.

      Вся покивали и помолчали.

      – А где дело то было? – вдруг подал голос сзади уже изрядно осоловевший Тяпа.

      – Чё?

      – Где было то это, когда челюсть сломали?

      – А в этом вроде, в Сиреневом тумане. Знаешь?

      – Ну да, в Сиреневом тумане. Точно! – опять усмехнулся Тяпа.

      – Знаешь, говорю, где это?

      – Знаю, знаю. Хорошо знаю. Очень хорошо знаю, – продолжал ухмыляться поддатый Тяпа, глядя осоловевшими глазами в затылок Кащею.

      Разговор смолк. А минут через пять Тяпа свесил голову, Кащея тоже укачивало, но тут Антоха спросил его:

      – А этого типа то зачем Атталу везём?

      – Не знаю. Мне этот… мне Берет сказал его доставить, вот мы и доставляем. Ваша-то многоуважаемая ахейская бригада с утра гуляет, отпускники херовы, вот нам и приходится отрабатывать.

      – Пусть отдохнут ребзя, весь год в суматохе.

      – А ты чего с ними на Фракийку не двинул?

      – Так я ж уже полгода не пью. Всё, завязал!

      – И поэтому на Берег не едешь? Серьёзно?

      – Серьёзно! Чего мне там трезвому делать?

      – А чего вдруг решился на трезвянку сесть?

      – Да-й, есть одна ерунда на постном масле!

      – Антоха набухался и на нашего Берета начал барагозить. – подал голос с заднего сиденья вроде спящий Тяпа. – Тот, конечно, его уработал за пять сек. А потом…

      – Да, да, да! – засмеялся Кащей, глядя на Антоху. – Вспомнил я эту историю, пацаны прикалывали. Берет сказал, что ещё раз выпьешь – отрубит палец. А он с этим не шутит, я знаю. Ну как мизинец-то, цел?

      Антоха усмехнулся, поднял вверх кулак с разжатым мизинцем и подёргал им.

      – Ладно, палец, – обернулся Кащей к Алексу, – вот что он с этим уродом сделает? Может, живьём его в землю закопает, может, голодным собакам кинет, не знаю. Но прежде я все равно попрошу, чтобы он мне его отдал на пару часов.

      Кащей внимательно посмотрел на Алекса и с угрозой произнёс:

      – Карачун тебе, белобрысый. На ремни буду резать, ребра переломаю, зубы выбью, бля, да я тебя так отмудохаю, что мама родная не узнает. Даже на опознании, – сострил он и засмеялся своей шутке. Антоха тоже засмеялся.

      Наусмехавшись вдоволь, Кащей повернулся, вгляделся в дорогу, зевнул, потом ещё раз и вскоре бросил водителю:

      – Ты по федералке* (федеральной трассе) не езжай, цинканули, там пост будет стоять, а у нас этот цуцик связанный, и я весь в крови. Не остановить не смогут, там же камеры. Что мы им скажем? Так что лучше по местке потрясёмся.

      – Да я уже усё продумал, я сверну на развилке, не волнуйся, Колян, – впервые он назвал Кащея по имени.

      – Ладно, Антоха. Ты сам все знаешь. Я покемарю полчасика, а то этот нежилец мне все лицо искромсал, гнида. Бошка болит, нужно отдохнуть немного.

      – Давай, давай. Подъедем, я разбужу.

      Через несколько минут он свернул с трассы, вскоре дорога стала хуже, пассажиров начало немного потряхивать и укачивать. Вскоре Кащей вырубился,