Аракчеевский подкидыш. Евгений Салиас де Турнемир

на этот брак. Разве ты не знаешь, что баронесса любит давно… и замуж выходит за фон Энзе?

      – Не пойдет она за него, – тихо и твердо произнесла Пашута.

      – Что? – вымолвил Шумский, и сердце замерло в нем. – Что ты сказала? Зря ты сказала? Или знаешь что-нибудь?

      – Вестимо, знаю.

      – Говори скорей… Не томи меня!..

      – Она не любит фон Энзе.

      – Говорила она тебе это?

      – Ничего она мне не говорила, потому что ничего сама не знает, не смыслит. А я знаю…

      – Объяснись! – нетерпеливо, с волнением в голосе вымолвил Шумский.

      – Говорю вам, баронесса сама ничего не знает. Она – малое дитя, или же просто святая девица, которая даже свои человечьи чувства не понимает и боится их. Не умею я вам сказать то, что хочется, но вы сами умны и авось поймете. Вы не знаете баронессы, хотя и говорите, что любите ее. Она совсем неземная девица. Ангел, что ли, земной? Или вот этакие святые прежде, сказывают, бывали. Она вот любит вас и не знает этого.

      – Правда ли это?! – воскликнул Шумский, поднимаясь с места.

      – Я вам верно это говорю, хотя она мне никогда этого не сказывала. Когда вы приходили писать портрет, называли себя господином Андреевым, она часто со мной говорила о вас. Но я не могла говорить, у меня духу не хватало обманные разговоры вести с ней. Для нее вы были живописец Андреев. Я знала, с каким ухищрением ходите вы в дом. Я старалась всегда разговор о вас переменить на другой, чтобы не лгать ей. Но я видела и знаю то, чего сама баронесса не понимает. У баронессы давно к вам такое что-то, чему я имени не знаю. Сказать, что она любила или любит вас, не могу. Но знаю я, что во всякий тот день, когда был час рисования портрета, моя милая барышня будто оживала. И глазки у нее в те утра блестели иначе. Ну, как же не любила? Судите сами. А что я вытерпела тогда, видя с ее стороны детское понимание вас и хорошее чувство к вам, а с вашей стороны дьявольские ухищрения. Ну, да что же об этом теперь… – прибавила Пашута, слегка махнув рукой с платком.

      Наступило молчание, и только через несколько мгновений Шумский выговорил глухим голосом:

      – Неужели же она любит меня? Верно ли это?

      – Не знаю, как теперь, – снова заговорила Пашута, – давно я не видала ее, но сказываю вам, что когда еще вы называли себя Андреевым, предложи вы на ней жениться, бог весть что было бы. Барон, вестимо, не согласился бы, но в конце концов все вышло бы по ее желанию. Разве он может перечить ей в чем? А уже коли за господина Андреева, нищего живописца, пошла бы она, так как же ей теперь не пойти за вас? Что за важность, что вы не сын графа Аракчеева, а воспитанник? Ведь это вы сами все так перепутали. Захотите вы теперь, все по-старому будет.

      – Но ведь она выходит за фон Энзе! Свадьба даже в скором времени предполагалась.

      – Однако отложилась!..

      – На время. Если мне не удастся застрелить его на поединке, то он все-таки будет мужем ее.

      Пашута тихо потрясла головой:

      – Не верится мне.