Обрученные войной. Записки из семейного архива двух фронтовиков. Андрей Черкашин

операцией».

      Ельню захватил 46-й немецкий моторизованный корпус, и бои на Ельнинском выступе, нацеленном в сердце страны, не прекращались даже тогда, когда по всему Резервному фронту наступило временное затишье. И мы, и гитлеровцы стягивали силы для удара. Кажется, впервые за всю мировую войну немцы стали зарываться в землю и оборудовать свой передний край по всем правилам инженерной науки: строили дзоты, закапывали танки, превращая их башни в бронированные доты. Мы тоже работали малыми пехотными лопатками и большими саперными лопатами, но по всему чувствовалось, что готовили мы не линию обороны, а рубеж для атаки. Жара – даром лето на исходе – стояла иссушающая: оружие истекало маслом, вода – на вес золота. Вот где пригодились наши безводные марши по алтайскому зною!

      А у меня – событие: из боевых санитаров меня перевели в стрелки. С трехлинейкой в руках чувствуешь себя куда увереннее, чем с санитарной сумкой на боку.

      К взрывам, свисту пуль рано или поздно привыкаешь. Взорвался снаряд, это где-то там, а раз ты слышишь взрыв, значит, ты не убит. В бою эта привычка к орудиям смерти помогает воевать, преодолевать страх – мол, это все где-то там, мимо тебя, в тебя не попадут. А потом, после боя приходит запоздалый страх – а ведь могли и в меня попасть. Я же не заговоренный. А так хотелось верить в волшебные слова охранных заговоров. Моя бабушка заговаривала словами рожу на ноге, была народным лекарем, к ней шли. Может быть, и за меня сейчас словечко замолвила, но нет ее уже давно…

      …И вот наступило 30 августа 1941 года. Во всю свою огневую мощь ударила наша артиллерия. Земля задрожала. Невольно вспоминалось лермонтовское «Бородино»: «Земля тряслась – как наши груди, смешались в кучу кони, люди, и залпы тысячи орудий слились в протяжный вой». Все так и было… Не успели осесть пыль и песок, поднятые снарядами, не успели еще перенести огневой вал, бросились в атаку сибиряки…

      Важно заметить, что задачу 765-му стрелковому полку нашей дивизии ставил лично командующий Резервным фронтом генерал-армии Г. Жуков.

      Дивизия наступала вдоль реки Ужи на деревню Садки, превращенную немцами в мощный опорный пункт. Далее мы должны были перерезать с запада железную дорогу к Ельне и таким образом отсечь пресловутый выступ, превратить его вместе с наступавшими с юга – нам навстречу – дивизиями в котел.

      Бои были долгие, упорные, кровопролитные… Нас поддерживали танки 102-й танковой дивизии и полк 127-й стрелковой дивизии. Но все-таки за неделю беспрерывных атак мы продвинулись не более пяти километров. Правда, Садки мы отбили. Но какой ценой! В бой были брошены все дивизионные тылы, даже музыканты. Это о них потом были написаны стихи:

      На мохнатый курган

      Полк три раза бросался, неистов.

      И три раза назад

      Отходил человечий прибой.

      Вырвал трубку майор

      У немого навеки связиста

      И послал музыкантов —

      Резервы последние в бой.

      Я хорошо знал командира нашего