Обрученные войной. Записки из семейного архива двух фронтовиков. Андрей Черкашин

месть и отвага

      11 октября 1941 года на Богородицком поле советские войска предприняли попытку массового прорыва знаменитого Вяземского окружения, из которого вышли 85 тысяч человек. Из-за того что приказ был отдан слишком поздно, в плен попали 688 тысяч солдат и офицеров. Эта трагедия была одной из самых страшных в мировой военной истории.

      Мы чудом успели выйти из страшного вяземского котла, в котором сгорели три армии. Особой нашей заслуги в том не было. Просто по планам высокого командования нашу дивизию успели перебросить в резерв ВГК. Судьба! Или, точнее, слепой военный жребий.

      18 сентября поредевшие полки 107-й дивизии (на полях сражений остались свыше четырех тысяч наших бойцов, почти половина дивизии) были собраны на станциях Павлиново и Спас-Деменск, погружены в вагоны и отправлены в район Вышнего Волочка в резерв ВГК. А спустя сутки огненное кольцо окружения замкнулось.

      22 сентября 1941 года я был контужен при бомбежке. Из ушей потекла кровь. Оглохну? Но я же музыкант. Как я буду играть глухим? Наш ротный санинструктор ефрейтор Петровский, медик из Харькова, обработал мне оба слуховых прохода какой-то шипучей жидкостью, стянул голову тугой повязкой и дал хлебнуть водки из своей фляжки. Несколько дней провалялся в санбате, пока не восстановился слух. Это было такое счастье, услышать вдруг, как барабанит дождь по оконному карнизу и даже как храпит сосед на своей койке.

      Опыт армейской жизни учил: в любых новых условиях первым делом ищи земляков. Землячество вдали от дома великая вещь. А если ты сибиряк, то земляков у тебя от Урала до Приморья – что из Омска, что из Хабаровска. Но в первую очередь искал, конечно, тех ребят, которые были призваны из Иркутска, Бурят-Монголии или с Алтая. Если такие находились, то сразу становились почти братьями. Вот и здесь, в госпитале, нашелся свой «челдон» – военфельдшер из Читы. Хоть и неблизко из Улан-Удэ до Читы, а все равно свой, «земеля». Он мне после выписки полфляжки спирта налил – «для протирания ушных раковин». А спирт на «передке» – это спасение и от обморожения и от воспаления раны. Да и вместо бани – фурункулы протирать. Так я полагал. Но когда однополчане мои учуяли запах спирта из моей фляжки, пришлось расстаться со всеми этими иллюзиями.

      В конце осени сорок первого года наша дивизия прикрывала подступы к Москве со стороны Калуги. Как ни жаль было оставлять Ельню, отбитую ценой многих потерь, к октябрю мы вынуждены были отойти за реку Угру. Наш полк – уже не 630-й, а 17-й гвардейский – прикрывал деревню Мстихино, близ которой находился важный объект: большой железнодорожный мост через Угру. Само название этой деревушки – Мстихино, призывало нас к мести за поруганную русскую землю, за сожженный Дорогобуж, за растоптанную Ельню, за тысячи других городов, городков, по которым прошлись стальные гусеницы и кованые сапоги вермахта.

      В стародавние времена Угра была рубежом великого противостояния русских дружин и татарских орд; теперь история повторялась. Но что знал я тогда об истории?! Я даже не знал, что Полотняный Завод,