На пути в Иерусалим. Вера Скоробогатова

являются таковыми лишь условно! Если б не шрамы на руках, я приняла бы тебя за видение!

      Впрочем, лоб Друвиса пересекали морщины. Вверх и вниз от юных, задорных глаз бежали густые, длинные «гусиные лапы». Ослабшая кожа век выдавала немолодой возраст. Однако седины у Друвиса было мало: в русых кудрях серебрились лишь отдельные волоски. Заливаясь смехом, он невольно показывал белые зубы. С гибкостью подростка проделывал акробатические трюки на велосипеде, заставляя Аню по-детски визжать и хлопать в ладоши. Девушка терялась, пытаясь угадать его возраст, и всё же цифры не имели значения для нее.

      Друвис знал, что в детстве Анчутке не хватило отцовского внимания. Чуткое сердце пришельца стремилось заполнить мучившие её пустоты, устранить душевную неустойчивость и беззащитность. Когда-то не долюбивший свою дочь, Друвис ощущал родственную пустоту в себе. Он, словно ребенку, резал Аннушке яблоки, счищал жесткую кожуру. Заботливо поил по утрам кефиром, наслаждаясь ролью отца. Умилялся глупым, еще не побежденным страхам, укрывая Аню в объятиях, и твердо говорил: «Уже всё прошло, вот увидишь». Сидя у озера, сплетал ей венки из кувшинок. Положив голову на колени Друвиса, Анчутка созерцала качавшиеся на воде широкие, гладкие листы лилий и розовевшие по берегам цветки иван-чая. Длинные мощные пальцы перебирали её светлые волосы, подобно летнему ветру, и она стеснялась шевельнуться.

      Друвис вспоминал предания своего далекого латышского детства о строителях поднебесной башни, о плясовой лихорадке и о волшебном коне. Ни один мужчина на свете не был с ней нежен, как он, и не рассказывал сказок.

      – Посмотри, какой омут, – кивнул Друвис. – А вдруг здесь живет водяное чудовище?

      – Несомненно, живет, – пытаясь унять дрожь в голосе, заверила Анчутка. – Но оно доброе и исполняет мечты.

      – Оно подарило мне волшебную фею, – шепнул он.

      – А мне – прекрасного принца. – Расплакавшаяся Аня уткнулась лицом в его твердый живот. – Тот, кто создает сказки, оставляет вечный след на Земле, – в полузабытьи прошептала она. – Наша сказка и ты, мой сказочник – это главное, что я запомню о жизни.

      Друвис перенес Аннушку в счастливое детство, где она стала центром трогательной Вселенной. Одновременно она узнала такие вершины женского блаженства, о которых не имела понятия раньше. Теперь ее разрывала гамма новых чувств: от горячей благодарности маленькой девочки до страстного, уважительно-восхищенного поклонения женщины. А над всем этим нависло горькое понимание человеческой бренности и быстротечности времени.

      – Неужели ты, правда, хочешь быть моим папой? – спросила Анчутка.

      Друвис поискал что-то в ее глазах и, не найдя, ответил:

      – Да, временами.

      Задумавшись, Аннушка обняла озерного пришельца со спины, и ощутила бугор, отчетливо проступавший сквозь футболку. До той минуты, увлеченная страстью, она не замечала болезни Друвиса. На его плече, левее седьмого шейного позвонка поднималась твердая и довольно большая шишка. Осторожно ощупав ее, Анна испуганно отдернула