Да здравствует Герберт Уэллс!. Андрей Арсланович Мансуров

обслуживанию нужд любимого мегаполиса: машинисты поездов, кассиры, рабочие – ремонтники, обходчики, и коммунальных служб. Сторожа, вахтёры… И неугомонные паршивцы вроде меня.

      Которым мало того самообмана, который даёт вожделённая коробочка или её образ на ладони, или стационарного компа. И которые хотят, чтоб жизнь не проносилась мимо, а обнимала, окутывала со всех сторон. По-полной.

      В-принципе, тренер правильно говорит о ситуации. У нас здесь – особенно это заметно в как раз столице! – имеется весьма грозная тенденция. Всё усиливающаяся. Те сволочи, что заняты так называемым «управлением», или менеджментом, или трейдингом, и ничего не производят руками, сидят-посиживают в кондиционированных офисах, за что получают очень даже хорошие зарплаты. А те, кто, вот именно, как те же ремонтники, рабочие-коммунальщики, или просто рабочие, или фермеры, вкалывают до седьмого пота, делая что-то руками, и производя реальные товары и продукты, получают гроши!..

      Обидно. Тем более, что все эти «белые воротнички» ещё вначале семь лет учатся в высшем. (На денежки родичей!) А учат их в-основном тому, как красиво, и в согласии с официальным Законодательством, развести остальных потребителей, или просто – людей, на их же деньги!..

      Впрочем, тренер говорит, что так будет не всегда. И рано или поздно мастеровые и те, кто обеспечивает жизненные потребности Общества, возьмут своё. И поставят зазнавшуюся и зарвавшуюся «элиту», этих элоев, на место! То есть – превратят их в скот!!!

      Ладно, до этого пока явно далеко. Будем, стало быть, ждать. Не форсируя. И занимаясь самообразованием и тренировками Духа. И тела.

      До дома дохожу уже в сгустившейся темноте.

      Дверь открываю своим ключом.

      Дома все. В-смысле, и материнский новый. Слышу, как работает ящик. Мать выходит ко мне в застиранном домашнем халатике, шлёпая стоптанными тапками. Смотреть на её вечно озабоченное и жалобное, словно у побитой ни за что собаки, лицо, выше моих сил. Отвожу поэтому глаза вниз, делаю вид, что поглощён проблемой стаскивания кроссовок. Мать молчит. Смотрит. Потом говорит:

      – Ужин в тарелке. Сам разогреешь?

      – Да. Спасибо.

      Мать уходит.

      Зато приходит её новый сожитель. Этакий развязно-расслабившийся Квазимодо, который вдруг понял, что всё-таки кем-то востребован. Со мной он до сих пор не находил нужным не то, что «установить контакт», а и вообще говорить. Но тут, решив, наверное, что пять дней достаточный срок, чтоб считаться здесь «Главой Семьи», спрашивает весьма наглым тоном:

      – Ну и где это ты шатался до одиннадцати часов?

      Считаю про себя до пяти. Отвечаю сдержанно:

      – Это касается только моей матери и меня. Но не посторонних.

      Мудила оборачивается в сторону дверного проёма, и повышает голос:

      – Мать! Ты слышала?! Этот козёл считает меня тут посторонним! А я кто?

      Возможно, он ждёт, что мать, по своему обычному слабоволию скажет что-то вроде «хозяин в доме», или «наша надежда и опора». Но я не даю ей вступить в диалог:

      – А ты – дерьмо. Заплывшее