Сочинения. Константин Станюкович

бросить якорь на великолепном рейде, полном военных и коммерческих судов и китайских неуклюжих джонок, и стать против живописно расположенного по склону высокой горы Гонконга, сияющего под лучами солнца своими роскошными постройками и купами зелени, как со всех сторон корвет был осажден «шампуньками» большими и малыми китайскими лодками, необыкновенно ловко управляемыми одним гребцом, вертящим веслом у кормы.

      С вахты дано было разрешение пустить на корвет нескольких торговцев, но этими несколькими каким-то чудом оказались все. С шампунек китайцы поднимались с самыми умильными физиономиями, как-то ловко проскальзывали мимо вахтенного унтер-офицера, и так как они, по выражению его, были все «на одну рожу», то он поневоле находился в затруднении: кого пускать и кого не пускать. Все приседали, кланялись, сюсюкали, делали умильные рожи и необыкновенно ласково говорили: «Люсиан, люсиан, холосий люсиан!» – и не прошло и пяти минут, как вся палуба корвета была запружена китайцами всевозможных профессий. Тут были и торговцы с разнообразной «китайщиной», уже разложившие свои товары и на палубе и в кают-компании, и портные, и шапочники, и комиссионеры, и прачки, и живописцы с картинами, и мозольные операторы… Они шмыгали наверху, пробирались вниз, заглядывали в каюты. Каждый что-нибудь да предлагал, суя в руки удостоверения и тыча в глаза образчики своих искусств.

      Среди матросов ходило несколько китайцев с русскими фуражками и форменными матросскими рубахами и выкрикивали:

      – Фуляски… любахи… люсиан!

      – Эка длиннокосые… По-нашему брешут! – смеялись матросы и трогали китайцев за косы.

      – Настоящая, братцы?

      – Настоящая.

      – Желторожие какие… И глаза у их узкие… И шельмоватый народ, должно быть…

      – Вороватый народ! – подтвердил кто-то из матросов, ходивший в кругосветное плавание и знакомый с китайцами.

      – Всякие между ими есть, надо полагать! – вставил Бастрюков, которому было не по сердцу огульное обвинение.

      Матросы осматривали фуражки и рубахи с той придирчивой внимательностью, с какой обыкновенно осматривают вещи простолюдины, у которых копейки на счету.

      – Ничего себе… крепко сшито. Почем продаешь фуражку, землячок, а? обращались к плутоватому торговцу.

      Тот понял вопрос и, показывая один палец, говорил:

      – Один долари.

      – Половину хочешь?

      И в пояснение матрос предъявлял китайцу полпальца и клал на ладонь полдоллара.

      Обе стороны торговались до изнеможения, и, наконец, китаец уступил, и многие матросы примеряли обновки.

      В кают-компании толкотня была страшная. Кто только и чего только не предлагал! Некоторые счастливцы уже успели продать офицерам разной китайщины, портные снять мерку, чтобы сшить летние сюртуки… Кто-то заказал снять копию масляными красками с фотографии «Коршуна», а в каюте старшего штурмана старик-китаец с большими круглыми очками уже разложил свои инструменты и, опустившись на колени, с самым глубокомысленным видом, как-то нежно присюсюкивая губами, осторожно буравил маленьким буравчиком мозоль