Сочинения. Василий Розанов

когда все были крошечные и в училища еще ни одна не поступала, – я купил, увидя на окне кондитерской на Знаменской (была страстная неделя) зверьков из папье-маше. Купил слона, жирафу и зебру. И принес домой, вынул «секретно» из-под пальто и сказал:

      – Выбирайте себе по одному, но такого зверя, чтобы он был похож на взявшего.

      Они, минуту смотря, схватили:

      Толстенькая и добренькая Вера,[16] с милой улыбкой – слона.

      Зебру, – шея дугой и белесоватая щетинка на шее торчит кверху (как у нее стриженые волосы) – Варя.

      А тонкая, с желтовато-блеклыми пятнышками, вся сжатая и стройная жирафа досталась – Тане.

      Все дети были похожи именно на этих животных, – и в кондитерской я оттого и купил их, что меня поразило сходство по типу, по духу.

      Еще было давно: я купил мохнатую собачонку, пуделя. И, не говоря ничего дома, положил под подушку Вере, во время вечернего чая. Когда она пошла спать, то я стал около лестницы, отделенной лишь досчатой стеной от их комнаты. Слышу:

      – Ай!

      – Ай! Ай! Ай!

      – Что это такое? Что это такое?

      Я прошел к себе. Не сказал ничего, ни сегодня, ни завтра. И на слова: «Не ты ли положил?» – отвечал что-то грубо и равнодушно. Так она и не узнала, как, что и откуда.

* * *

      Толстой был гениален, но не умен.[17] А при всякой гениальности ум все-таки «не мешает».

* * *

      Ум, положим, – мещанинишко, а без «третьего элемента» все-таки не проживешь.

      Надо ходить в чищеных сапогах; надо, чтобы кто-то сшил платье. «Илья-пророк» все-таки имел милоть,[18] и ее сшил какой-нибудь портной.

      Самое презрение к уму (мистики), т. е. к мещанину, имеет что-то на самом конце своем – мещанское. «Я такой барин» или «пророк», что «не подаю руки этой чуйке». Сказавший или подумавший так ео ipso[19] обращается в псевдобарина и лжепророка.

      Настоящее господство над умом должно быть совершенно глубоким, совершенно в себе запрятанным; это должно быть субъективной тайной. Пусть Спенсер чванится перед Паскалем. Паскаль должен даже время от времени назвать Спенсера «вашим превосходительством», – и вообще не подать никакого вида о настоящей мере Спенсера.

* * *

      Мож. быть, я расхожусь не с человеком, а только с литературой? Разойтись с человеком страшно. С литературой – ничего особенного.

* * *

      Левин[20] верно упрекает меня в «эготизме». Конечно – это есть. И даже именно от этого я и писал (пишу) «Уед.»: писал (пишу) в глубокой тоске как-нибудь разорвать кольцо уединения… Это именно кольцо, надетое с рождения.

      Из-за него я и кричу: вот что здесь, пусть – узнают, если уже невозможно ни увидеть, ни осязать, ни прийти на помощь.

      Как утонувший, на дне глубокого колодца, кричал бы людям «там», «на земле».

* * *

      . .

      . .

      Вывороченные шпалы. Шашки.[21] Песок. Камень. Рытвины.

      – Что

16

Дочь писателя (1896–1920).

17

Отношение Розанова к Л. Н. Толстому не было однозначным. Высоко ценя его как художника, изобразившего семейное начало в жизни русского человека, Розанов отрицательно относился к религиозным его исканиям, видя в них проповедь аскетизма и монашества, несовместимых с «религией семьи».

18

Овчина.

19

Вследствие этого.

20

Левин Давид Абрамович (р. 1863) – публицист, сотрудник газеты «Речь».

21

Шашки – зд.: деревянные бруски для мощения улиц.