Поводырь. Андрей Дай

агрегате с искренней гордостью.

      Расстроился. В основном оттого, что понятия не имею, как эта электрическая мутотень работает и чем я могу помочь. И даже вспомнить не смог, есть уже специалисты-радиоэлектронщики или еще даже радио не изобрели?! С одной стороны, как бы и неплохо, что нет телевизора и сотовых телефонов. Никто не сможет промыть мозги миллионам людей сразу, и никто не подымет по дурацкому поводу с постели в три часа ночи. Но как совсем без телефонов-то жить? Хотя бы в пределах города?!

      Так-то, принципиально я подозревал, что ничего сложного в телефонном аппарате нет. Две мембраны, метров пять проводов и такая штука, где цифры по кругу. Раньше, в кино показывали, и без штуки обходились. Сидели барышни с милыми голосами и соединяли абонентов. Мне бы и это сошло.

      Барышень найти не проблема. Провода – тоже. Вот их сколько на столбах висит. Значит, делать уже умеют. Мембраны, слышал, делают из сажи от сожженной резины. Вот где проблема так проблема! Нету тут ни резины, ни даже пластмассы какой-нибудь зачуханской. Чего жечь будем, чтобы мембрану сляпать? Чую – ни фига не получится. Похоже, так всю жизнь, Гера, ты и проживешь без телефона. Суждено нам с тобой целый отряд пейджер-джанов завести и эсэмэски таким способом рассылать.

      В гостевую пришел грустный и задумчивый. Наскоро умылся и сел за приветливо парящий яствами стол. Меланхолично отломал ногу запеченного гуся.

      И разозлился. Вот суки! Предупреждал же! Еще голопуповских стукачей телеграфных предупреждал – о моем приезде вперед не сообщать! Сдали! Иначе откуда птица на столе? Нетути в постатейной росписи почтовых и ямских станций такого параграфа: гусь печеный с гречкой – одна штука. Гера подсказал, что и Гинтар, с его маниакальной скаредностью, не стал бы заказывать дорогого блюда.

      Лизоблюды, блин! Пусть попробуют денег за угощение не взять! Прокляну!

      Под ехидненькие смешки отстраненного теловодителя остыл так же быстро, как вспыхнул. Факт задолизания следовало ожидать и заранее придумать, как на него реагировать. А я прикладной лингвистикой полдороги занимался – слушал, как говорят люди в этом столетии, вылавливал новые слова… Филолог, блин…

      Аппетит пропал. Налил себе чаю из пузатого, до рези в глазах начищенного самовара. Вновь огорчился – на других станциях чайные церемонии обходились без дорогостоящих атрибутов. Уже и любимый напиток в горло не лез…

      – Гм… хр-р… – Безсонов прочистил горло и осторожно начал важный для него разговор. – Задача у меня, Герман Густавович.

      – Мм? – не слишком оптимистично получилось. На столе нашлось блюдце с неровно нарубленными желтоватыми кусками сахара. Так-то я чай не сладкий привык пить, но тут аж рот слюной наполнился, так захотелось. Вгоняют в растраты, сволочи. За все рассчитаюсь…

      – Давеча на дороге… Последнего-то душегуба вы живым, что ли, застали?

      Хотел Гинтара обвинить в убийстве? А вот фиг. Мне старик самому дорог. Как память.

      – Допустим.

      – Чую я, вы и вопросы