Дьявольский остров. Максим Шахов

подбирая нужное слово, а затем произнес:

      – Дикость.

      – Я надеюсь, что вы оцените то, что мы вас спасли, и разъясните своим, что мы обороняемся и вовсе не желаем зла простым советским людям. Подпишите, – офицер положил перед военврачом Красной армии на стол какую-то бумагу.

      – Вы предлагаете сотрудничество? – не читая, спросил Альберт Валерьянович.

      – Нет. Содействие.

      – Я не могу это подписать, но могу дать слово, что постараюсь донести своим товарищам доброжелательную позицию финского правительства относительно военнопленных, – уверил старший военфельдшер.

      Офицер обвел взглядом худощавую фигуру Альберта Валерьяновича – голый, дрожащий от холода, тот держался гордо, с необыкновенным достоинством.

      – Хорошо, я вам поверю, но учтите, я вас отошлю туда, откуда сбежать невозможно.

      – А где Бронислав?

      – Какой Бронислав? – переспросил офицер.

      – Мой товарищ, с которым мы хотели бежать.

      – На дне, – сказал офицер.

      Альберт Валерьянович, глядя в лицо финну, не смог понять, говорит он правду или нет.

      – Пошли, – сказал бывший городовой.

      Альберта Валерьяновича отвели назад в кутузку, забрав его мокрую одежду.

      – Отнесем в сушилку, завтра вернем, а пока вам принесут одеяло, – проворчал конвоир.

      Он запер военфельдшера, оставив его в полной темноте.

* * *

      И все-таки финский офицер обманул. Вечером в кутузку бросили голого и избитого Бронислава. Его спасли моряки финской береговой охраны. Вначале избили, затем дали глотнуть водки, узнав, что он коллега – моряк, а потом сдали тому же самому офицеру. Ничего подписывать Бронислав не стал, за что получил еще зуботычин и палок.

      Через день под конвоем полицейских, в сопровождении того самого офицера Альберта Валерьяновича и Бронислава отправили в дальний лагерь на Аландские острова.

      2

      Старший военфельдшер Красной Армии Альберт Валерьянович Шпильковский открыл глаза. Все вокруг него грохотало и дрожало. Первым делом подумал, что начался артобстрел. Он приподнял голову – где-то совсем рядом отчаянно кричала женщина, а какой-то мужчина громко говорил что-то на совершенно непонятном Шпильковскому языке.

      Его деревянные нары нещадно трясли. «Слава богу, не бомбежка и не обстрел…» Он потянулся, расправил плечи…

      Однако трясти нары не переставали, а наоборот даже, усилили амплитуду и заорали еще громче.

      «Сейчас Хомутарь сверху свалится и шею себе свернет», – представил Альберт Валерьянович и зевнул.

      Мужик, в униформе мышиного цвета, из-под фуражки которого выбивалась седая прядь, перестал трясти стойку двухуровневых деревянных нар и бесцеремонно сорвал с военфельдшера шинель, служившую ему одеялом. Затем он яростно замахал руками, мол, вставай, одевайся. Альберт Валерьянович неторопливо сел на край нар, еще раз широко зевнул, закрыв тыльной стороной ладони рот, и тут же получил увесистый шлепок тяжелой лапой по спине, что